Отправлено: 19.02.11 21:44. Заголовок: When Love And Death Embrace. Иезекиэль и Камаэль

Время действия: начало 20 века.
Место действия: Еворопа, Российская Империя
Участники: Иезекиэль – Изольде фон Фалькенхайн, перед смертью –Великая княжна Татьяна Николаевна, Камаэль - Манфред Альбрехт фрайхерр фон Рихтхофен.
События: На Небесах творится Ад. Господь больше не являет своего лика. Рафаил заточил Михаила в темницу и принял бразды правления, начав, тем самым, гражданскую войну. Битва не стала локальными райскими разборками, перекинувшись и запалив, подобно огню в сухой степи, землю. Падшие ангелы- те, кто отказались признать Рафаила, новым гласом Отца, и воины Эдема облеклись в человеческие сосуды, завязав яростные бои –кто за право власти, а кто –за право выжить… Люди нарекли то время – Первой Мировой… Легион Аратасаэля-Наблюдателя –один из многих восставших против несправедливой власти, оказался перед лицом опасного врага – херувимов-истребителей –верной армии возгордившегося архангела… Ангелам не по вкусу прах земли. Ангелы не привыкли прятать свои крылья. Освальда Бёльке называли лучшим из лучших, великим тактиком и асом воздушного боя, но ему,Аратасаэлю, совсем не до этих лавров. Его эскадрильи должны победить, и это не вопрос престижа, под угрозой все во что верил он и его братья. Его подопечные еще так молоды, и в них слишком много ненужной бравады и задора, но разве запретишь им эти дерзости, когда ученики готовятся превзойти учителя, и добавляют ему при этом седых волос на голове? Меровиэль – Вернер Фосс, в одиночку способен биться с целым звеном противника. Юный Офиэль – Лотар Зигфрид фон Рихтхофен – плохо спит, если за сутки не собьет пилотов врага больше всех в «Ясте 11», которой командует Камаэль – его родной брат здесь на земле - Манфред Альбрехт фрайхерр фон Рихтхофен – Красный барон, который подчинил себе все поднебесье, и херувимы дорого бы дали за его жизнь. Смерть для них – лишь игра. Они еще хотят успеть пожить, успеть глотнуть сладкого глотка полноты чувств, после того, как все запреты остались там- за границей войны… Иезекиэль в отчаянии. Она пытается понять, кто прав и кто виноват. Она ищет свою дорогу. Она ищет Отца –единственную помощь и надежду в разрушающемся мире. Ее сосудом стала –дочь Эриха фон Фалькенхайна –военного министра Германии – Изольде. И судьба сводит их в этом пылающем, бредовом аду, чтобы оба смогли понять, что их сердца будут биться в унисон до тех пор, пока они живут…. И даже дольше.

Справка:
Освальд Бёльке –погиб в воздушном бою 28 октября 1916 года.
Вернер Фосс –погиб в воздушном бою, сражаясь в одиночку против семерых самолетов противника 23 сентября 1917 года.
Манфред фон Рихтхофен «Красный барон» - погиб в воздушном бою, сражаясь с двумя противниками и подвергаясь массированному обстрелу с земли, 21 апреля 1918 года.
Великая княжна Татьяна Николаевна –убита большевиками в ночь с 16 на 17 июля 1918 года.
Лотар Зигфрид фон Рихтхофен -4 июля 1922 года погиб в авиакатастрофе.



Ты дышать перестал… Я с тобой умирала,
Твой "Фоккер" горел… и я с ним сгорала

Кровь взрывалась от боли мириадами болей
Я хочу за тобою, свободной, на волю…

Я хочу целовать твои мертвые руки
И рыдать, проклиная, ухмылку разлуки.

Мне бы боль твою взять и нести твою ношу,
До израненных вен… Нет, нет я не брошу!

Я так много тебе сказать не успела,
Я хотела сказать, но только хотела…

О любви промолчать мне не стоило все же,
Быть может, тебе было б легче… Быть может…

Я тебя потерять совсем не готова…
Ты один. Далеко. Не смогу я все снова.

Я земля, а ты небо. Все так неосторожно…
Между нами война, а война –это сложно.

Ты теперь обречен быть оковами ветра,
Мне же судьба -истлевать в грязи грешного пепла…

Два пульса - все тише, и в душах так стыло…
За все, что случилось, спасибо, мой милый…

 Отправлено: 19.02.11 21:52. Заголовок: Немного странная эта..

Немного странная эта история. Последняя страница на ней лежит над первой. Может быть, зная итог, иначе посмотришь на все события? Может быть...



Сколько времени прошли, с тех пор, как она находилась в Чистилище, Иеза не помнила. Постоянно теряя сознание от боли, ангел почти ничего не слышала и не видела – весь мир ее составляли только бесконечные мучения и собственные крики. В этот раз ей дали придти в себя, терпеливо ожидая, когда пленница откроет глаза. Мокрые, склеевшиеся от слез ресницы девушки дрогнули и медленно явило взгляду то, что ее сознание пока отказывалось принимать. Столько крови кругом… Ее крови… И запах иерусалимского масла, которым прижигали истерзанное тело.
-Наконец-то, - раздраженный голос пришел откуда-то извне –из мира, который ей больше никогда не увидеть –из мира жизни, тепла и света, мира который Отец с такой любовью творил, а ее братья старательно разрушали… - Я устал ждать, Иезекиэль. Последний раз, в этот раз действительно последний раз, тебя спрашиваю, где Офиэль?
Столько слов… Ей тяжело понять. Она не пытается шевелиться- каждый флюид ее тела полон болью, каждый - разорван и истерзан… Кажется, что-то нужно ответить, но распухшие, искусанные губы совсем не слушаются ее.
-Кто это? – едва слышно шепчет ангел.
-Ну вот! – холодный, как сталь, голос обращается уже не к ней. – Я просил добыть информацию, а не отбить последние остатки памяти!
-Это не проблема, - другой грубый голос отвечает, и через мгновение, как будто раскаленные тиски касаются головы девушки. Иеза пытается закричать, но из горла вырывается лишь сухой шелест. Сорванные связки совсем не слушаются ее, с каждой секундой вскрывая пелену забвения наложенную болью… И сквозь засохшую корку сукровицы на обнаженных ранах души Иезекиэль, словно тонкий, робкий росток подснежника, пробуждаются картины, так похожие на далекую и несбывшуюся сказку…
Какая нежная была весна в этот страшный 1917 год! И его взгляд… И так аккуратно повязанный платок на шее… И спешно зажатый в ладонях медальон…
-«Вы такая смешная девочка, Изольде».
-«А Вы… Вы – просто хам!»
-«Мне простительно, у меня похищено сердце…»
Я вспомнила! Я любила! Как никогда! Всем сердцем! Всем существом своим! Боже!...
-Итак, вижу, вспомнила? – обладатель стального голоса вновь заговорил с ней. –Спрашиваю, еще раз. Офиэль –Наблюдатель, из легиона Аратасаэля-предателя. Известный тебе более, как Лотарь фон Рихтхофен, - искусственность пропала при упоминании этого имени –остались лишь ненависть и шипящая злоба –для ее палача, и согревающее тепло – для нее. -Где, где скрывается этот выродок выродок-Офиэль?? Такая же неблагодарная свинья, как его брат Камаэль-Манфред и Мервоиэль –Вернер Фосс! – мучитель почти кричит от бешенства, и пока его голос отражается от стен узилища, она вспоминает… Да-да… Это друзья! Ее друзья! Она не знала их истинных имен… Но это ничего не меняет. Совсем ничего…
-«Monsieur Lothar comment vous êtes aujourd'hui maladroit! (Мсье Лотарь, как Вы неуклюжи сегодня!)».
-«Mademoiselle, mon frère le danse bien, mais vous ne pouvez pas le lui reprocher!» (Мадемуазель, мой брат танцует хуже, но Вы не ставите ему это в вину!)…
- «Вернер, представляю вам самую прелестную баронессу на свете!»
-«Я уже влюблен в вас, сударыня!»
-«Право, господа, сейчас совсем не до шуток!»…
Слезы катятся по кровоподтеку, которым стало ее когда-то хорошенькое лицо. Все было, как во сне… В таком, чудесном, как на рождественской открытке сне… Все они были так счастливы, так недолго счастливы… Но эти мгновения стоят вечности…
-Я не… знаю, - ее слабый голос звучит тверже звеневшей ранее стали. Любовь сильнее. Сильнее всего. Сильнее боли и страха. Сильнее даже несбывшейся надежды и сильнее отчаяния. Они не смогут придти. Они не смогут спасти. Пусть! Пусть! Лишь бы жили! Лишь бы дышали! Бог с ней! Ах, сама виновата! Там война! Там шла война! Ей не следовало…
- Что ж, на этом и закончим. Слишком много времени потрачено зря, на такую неблагодарную дрянь, как ты, Иезекиэль. Исцелить ее и приготовить к казни, - стук шагов –четкий, выверенный, без права на возможость или случайность, без права на подарок судьбы…
Жизнь девушки разделилась на какие-то вспышки. Мгновения без ощущений и чувств. Темная пустота жгутом обвила ее шею и затянула шнур. Еще чуть-чуть, и все закончится, и сознание оставит ее, но… ангела будит не собственный хрип, ни шум, а лишь гнетущая пустота. Она в комнате, на полу. Так холодно… Бедняжка обхватывает себя руками и с изумлением видит свой «сосуд» совсем целым и невредимым, и душа ее не тронута, не оборвана, не изрезана в лоскуты, не превращена в месиво из чувств и флюидов. Иезекиэль вскакивает и испуганно вскрикивает, закрыв рот рукой. Глупо верить, что кошмар ушел, когда вот он в кожаном пальто стоит спиной к ней, опираясь о винтовку.
-Мы пока одни, Иеза. У тебя последний шанс, сказать мне, где я могу найти предателя, -херувим обернулся к ней, и ангел отпрянула к стене. Самая страшная гримаса злобы не испугала бы ее как это мертвенное лицо убийцы, забывшего о том, для чего творил их Господь…
Эта последняя весна 1917 года… Это же лицо на пороге – при свете молний... с ливнем за плечами… Ах, кто бы знал, что те молнии пронзят ее сердце, и небо провожает ее в последнюю прогулку!
-«Баронесса фон Фалькенхайн?»
-«Да, что Вам угодно?»
«-Я с печальными вестями – мне жаль, но барон фон Рихтхофен…»
-«Господи, что с ним? Боже, не молчите! Не молчите! Ваше молчание убивает меня!»
-«Он еще жив, в лазарете. Был сбит, кажется, англичанином. Желает, говорить с Вами. Он при смерти.»
-«Не говорите таких страшных слов! Прошу вас –ничего не говорите! Сейчас я лишь захвачу плащ!»….
-Я не знаю, -говорит она уже спокойнее. Свою ошибку стоит искупить. Любой ценой. – Вы же знаете. Зачем весь этот маскарад?
Херувим неподвижен, как глыба заскорузлого, старого, бесцветного льда.
- Сестра, повторяю – сделай правильный выбор. Они восстали против небес, они –воплощение хаоса и зла. Если будешь упорствовать –это продлится не так долго, как пытки. Ты –несущая Любовь, хрупкое, бессмысленное дитя, - умрешь. И смерть твоя будет жестока и напрасна. Мы в России, Иеза. Там внизу, в подвале, невинные люди. Там есть дети, те, которым ты служишь и чьи молитвы исполняешь. Сейчас ты станешь одной из них, и услышишь их крики страха, боли и ужаса. Ты, корчась от боли, увидишь перед собой слезы и кровь тех, кого клялась пред Отцом , защищать. Иезекиэль, на этой винотвке не просто штык, это ангельский клинок. Он пронзит твою грудь последней. Шансов нет. Ни одного. Скажи мне, где Офиэль, и все останутся в живых. Дети, ангел!
Иеза прижала ладонь к сердцу –Господи, оно билось, как сумасшедшее, этот маленький комочек плоти… Как оно устало, как испуганно! Сколько отдано сил… Сколько сил… Пусть все закончится… Пусть все кончится… Она не борется больше… Война –это сложно… Ей сложно понять, где на войне правые и где не правые… Разве горячее чувство может быть нехорошим? Разве ее душа может лгать? Кто несет хаос? Кто создал его? И кто способен остановить это колесо страшной братоубийственной битвы?
Херувим протягивает руку и на цепочке скользит вниз маленький медальон. Застыв, он раскачивается маятником перед ее глазами.
-Я лишаю тебя последнего луча, Иезикиэль. Не надейся, что твоя жертва спасет Камаэля. Видишь эту безделушку? Твою базделушку? Он ведь поверил, сестра. Он пошел за ней, как пойнтер, по следу. Хваленый Красный барон совершал ошибку за ошибкой, думая, что ты мертва. Когда мой клинок прошивал ему сердце, я не стал его разубеждать. Зачем ему было умирать счастливым? Офиэль –последний из легиона –он нужен нам.
Истребитель надеялся растоптать ее, и вместо этого случилось совсем другое… Она подняла на него влажные, полные света тепла и любви глаза. О, как она не поняла сразу! Последняя капля опрокинула чашу и явила собой сокровенное дно… Господь хотел лишь одного… Чтобы как на Голгофе! Как тогда… когда Он один… Чтобы мы все научились! Чтобы помнили! Чтобы… любили! Тот, кто дороже ей всего счастья мира, уже ждет ее на том берегу… Чего же ей ждать? Прости, любимый! Если бы я только знала, то пришла бы раньше!
-Я прощаю тебя, брат мой, -прошептала, улыбаясь, девушка. – И прости ему, Отче, ибо не ведает, что творит… , - она протянула к нему руки. – Ты прав… Я –несущая Любовь, и грешно поступлю, если не отдам ее всю до последнего всем, кому успею… И тебе, как никому, брат мой! Ах, как страшно, как тяжело жить Вам в одиночестве и тьме веры без добра, и как же тяжело нести, не расплескав, душевное тепло! Но я с тобой! Не бойся… Я с тобой!
Судорога пробежала по лицу херувима, шарахнувшегося в сторону от света, который осветил маленькую спаленьку. Он видел такой свет однажды… Когда Отец еще не покинул их… Нет! Есть приказ! Рафаил сказал! И Рафаил не может лгать! Столько жертв не будут напрасными! Если нужно, он сложит их тысячими тысяч, ради того, чтобы наверху засиял точно такой же свет! Херувим наотмашь ударил ее ладонью по лицу:
-Что ж, Великая княжна. Нас заждались, - схватив ее за руку с такой силой, что его пальцы синяками отпечатались на ее бледной коже, он рванул девушку за собой. Распахнув дверь, истребитель толкнул ее в спину, и измученная девушка едва успела схватиться за перила, чтобы не упасть.
-Быстрее, у меня больше нет ни желания, ни времени ждать, пока Ваше Высочество соблаговолит шевелить своими царственными ножками… Быстрее, сука! – херувим направил в ее сторону штык-клинок.
Иезекиэль едва понимая, что происходит почти на ощупь спустилась во тьму подвала.
-Татьяна, ну, наконец-то… -раздался мягкий голос, и уставший, исхудавший мужчина с бакенбардами протянул ей руку. –Не бойся, иди сюда, дочка…
-Мне совсем не страшно, папа… Совсем нет, Господь с нами…
Темной не по-летнему злой екатеринбургской ночью 17 июля 1917 года в доме Ипатьева раздались выстрелы…

 Отправлено: 22.02.11 12:21. Заголовок: http://savepic.org/1..

Восемь тридцать утра. Двадцать первое апреля 1918 года. Немецкая деревенька Капи в районе долины реки Соммы восточнее Амьена.
- Ты не спишь, Manfred. Das wird keinen guten Ausgang nehmen (Это плохо кончится), - в дверях уже минут десять стоит Лотар. Он ждет неизвестно чего – может, что брат сейчас по мановению волшебной палочки станет таким, как раньше – сильным, энергичным, способным вести за собой. Таким, каким он был до встречи с ней.
-Ее нет уже неделю. Нигде! – риттмайстер поднимается с импровизированной кровати. Его неизменная фуражка сползла набок, но, кажется, ее обладатель забыл, что на нем есть головной убор. – Понимаешь, ее нет нигде! Если это херувимы…
-Если это херувимы, то нам нужно покидать ставку, -подытожил Лотар. – Удивляюсь, что их нет до сих пор.
- И как ты себе это представляешь? Вся эскадрилья взяла и поменяла местоположение? – Манфред не заметил, как начал злиться. Просто… как они не понимают? Как они все не понимают?! К черту войну! К черту Рафаила! К чертовой матери всех и вся! Ему нужно найти ее!
- Не повышай на меня голос! - моментально озлился Лотар. Его нервы уже тоже были на пределе. «Jagdgeschwader 1» стремительно теряла лучших из лучших и начало казаться, что шансов выжить не осталось совсем. – Ты совсем сдурел что ли? Ведешь себя, как ребенок, у которого отобрали игрушку, и теперь он желает сидеть в углу и дуться! Напоминаю, там, - лейтенант ткнул пальцем в туманную предутреннюю дымку. – Убивают наших друзей, пока ты изображаешь муки Ромео!
- Напоминаю, из нас двоих командую эскадрильей я, - Манфред махнул рукой, требуя оставить его одного. Лотар яростно фыркнул, но вышел. Они знали друг друга по иным именам. Тем, первым, ангельским, но Аратасаэль запретил когда-либо произносить их вслух – легион Наблюдателей выжил одним из последних благодаря жесткой конспирации. Поэтому он не спросил, как же ее зовут. Пусть она останется для него лишь маленький, милой Изольде – вечно испуганной, с серьезным взглядом задумчивых темных глаз, чей легкий, изящный силуэт он видит в каждой пляшущей на стене тени… Прекрасный ангел, согревшая его и спасшая от отчаянных попыток заполнить свою жизнь лишь потоком багровых рек братской крови. Она не могла уйти, не сказав не слова. Значит, это начало конца. Без нее все бессмысленно. Победа… Поражение… Это лишь пустой набор непонятных букв. Но пока есть надежда, он будет искать ее, наплевав на все. Манфред выходит следом за Лотаром наружу. Его «воздушный цирк», саркастичные потуги юмора Антанты, уже не спит, но все поддались предрассветному затишью, наслаждаясь последними часами до вылета. Для кого-то последнего. На аэродроме раздается знакомый звук – кому-то так не спалось, что решил сделать несколько кругов в ночном небе? Белое пятно, смешно подпрыгивая, пытается сесть, не повредившись, но, кажется, пилот слишком торопиться, чтобы позаботиться о триплане.
- Dieser Hans Weiss (Это Ганс Вайс)– он еще хуже чем ты, право слово, - все еще обиженный и раздраженный Лотар оказывается стоит неподалеку – только бы не вздумал устроить слежку, потому что в этом случае он получит выволочку –качественную такую, истинно братскую! Манфред оборачивается к нему, и подобие вялой улыбки оживляет его бледное лицо. Риттмайстер хочет что-то сказать, но успевает. Тот самый Вайс, не сняв шлема, весь в мазуте, с ошарашенными, чуть ли не больше очков, глазами, бежит к Рихтхофенам, сжимая в руке линялый лоскут.
- Написано, что Вам, - жалобно моргая светлыми, рыжими ресницами, протягивает конверт Красному барону лейтенант.
- Не понял, - Манфред стоит вполоборота к своему подчиненному и смотрит на смятую бумагу, как на смертный приговор. Там не может быть ничего хорошего. Письма –это зло. Это невозможность сказать в лицо и невозможность сразу же расставить все точки над ай. Рихтхофен протягивает руку и надрывает послание. Там нет слов. Лишь маленький медальон на серебряной цепочке, заляпанный кровью. Риттмайстер чувствует, как его горло сдавила невидимая рука, второй вырвав из груди сердце. Падший не замечает, что начинает глухо стонать, оседая на землю. Она мертва… Sie haben sie getötet (Они убили ее). Убили. Убили. Убили. Убили.
-Не здесь, Manfred, пожалуйста! Не здесь! Не при всех! – Лотарь подхватывает его и тащит обратно в домик. –Manfred, ich bitte Sie (Манфред, прошу тебя)!! Возьми же себя в руки! Тебе вести в бой целое крыло! Leutnant, да принесите же воды наконец!
- Nein doch (Нет)!! – барон вырывается из объятий брата, он едва стоит на ногах, пытаясь схватить за воздух, проскальзывающий сквозь пальцы, как локоны ее волос. – Weiss! – барон вцепился в Ганса и затряс его, как липку. – Откуда у вас это?! Говорите же!
- Там, наверху, было двое британских «Кэмелов», в районе Морланкура, - едва не заикаясь сбивчиво начал пояснять лейтенант. – Они перебросили мне конверт.
- Lasst ihn gehen! (Отпусти его), - Лотар пытается разжать руки брата на куртке несчастного паренька. Риттмайстер некоторое время стоит в оцепенении, потом отшвыривает Ганса в сторону и быстрым шагом направляется к шифровальщикам. Он должен знать – кто. Они заплатят – все. За каждую ее слезу. За каждый ее крик. За каждый ее страх.
- Боевое задание уже есть? – тормошит барон полусонного Юргена.
-Да, я же Вам доложил сорок минут назад – расчистить небо для разведчиков.
- Есть данные о противнике?– нетерпеливо кусает губы Манфред.
- Только общие, Rittmeister, -пожимает плечами Юрген. – 3-я эскадрилья австралийского авиационного, 209-я британская…
Двести девятая. Без шансов. Браун и Мэй. Надеждам Лотара не суждено сбыться – херувимы их нашли. Манфред тяжело дышит, но воздух почему-то не достигает легких. Его надеждам тоже не сбыться. Изольде мертва. Рихтхофен смотрит на зажатый в кулаке медальон. Брат, бежавший следом, едва не натыкается на него.
- Jasta-11, в воздух, - Красный барон требует принести ему летную форму. – Мы сделаем приманку из их собственных разведчиков.
-Manfred, - Лотар пытается быть спокойным, но в его глазах - отчаяние обреченного. – Сейчас нельзя. Ветер идет с востока на запад –нас снесет на британские территории!
Рихтхофен-старший одевает куртку, торопливо докуривает французскую сигарету и медлит, путаясь в шарфе. В его глазах –уверенность покойника.
-Manfred, - Лотар хватает его за руку. – Они ждут тебя, и всю эскадрилью. Нам нельзя сейчас - подожди до обеда. Мы получим наземное подкрепление и…
Риттмайстер ничего не отвечает, он идет к аэродрому, заросшему вкусно пахнущей, не скошенной травой. Его алая «коробка» готова к бою, но барон терпеливо ждет остальных. В Капи поднялась настоящая, оживленная суматоха – в первом гешвадере есть и люди, и ангелы. И те, и другие никогда не подводили в бою. Ни те, ни другие не отступят и не сдадутся… только есть ли у них хоть один шанс?
-Возьми машину другого цвета! - Лотар делает последнюю попытку. – Они же ждут тебя! Давай сделаем как тогда -с «антирихтхофенской» коалицией - перекрасим все «фоккеры» в алый, это внесет смуту и поможет выиграть тактически! Заметь, это я тебе говорю! Хотя должен говорить мне ты!
-В этот раз я не хочу играть в тактику. Я хочу, чтобы они меня видели и боялись, как делали это все время.
-Месть – это не решение вопроса, - Рихтхофен-младший упирается, но его «цыплячий» триплан давно готов.
- Es ist nicht Rache. Das ist Krieg (Это не месть. Это война), - «Красный барон» отворачивается, давая понять, что разговор окончен, и добавляет уже громче. – Повторяю еще раз простые правила, джентльмены: держите высоту и не увлекайтесь преследованием –ветер сегодня не в нашу пользу.
Девять часов утра. Солнце достаточно прогрело холодный воздух, чтобы разогнать туман. «Яг-1» держала курс на мост Морланкур, где утром успела попасть под обстрел немецкая разведка. Манфред кажется абсолютно спокойным. Лотар держится вблизи от брата – это спокойствие обманчиво. Их лидер не готов сегодня драться с холодной головой, которую зацепило дважды – один раз пулей, второй раз – чувствами. Офиэлю придется подстраховать. С одного из краев крыла слышатся выстрелы – неутомимый Вайсс первым нашел себе «игрушки» - пару RE.8 из 3-й австралийской. В этот раз экспрессия подвела лейтенанта - пулеметная очередь перебила ему тягу управления рулем. Снежно-белый –под фамилию - триплан стремительно снижается. Лотар в растерянности –стоит ли ему сопроводить друга до земли – посадить «Фоккер» Ганс должен, если только «по дороге» его не добьют. Неожиданная и приятная помощь приходит буквально из ниоткуда в виде алых «альбатросов» с вставшим на дыбы белым жеребцом. «Jasta 5! Они-то как здесь?» - Лотар кивает оказавшемуся рядом с его бортом Рихарду Фласхару, тот махает рукой в ответ и показывает Манфреду жестом «V». Даже сквозь шлем и очки Офиэль видит, как по лицу брата проходит судорога. Это поддержка в честь памяти. В пятой истребительной летал Фосс. Манфред так и не смог оправиться от этих потерь. Лотар считал победы, «Красный барон» - убитых. Один обвинял другого в упаднических настроениях, за что в ответ получали упреки о замашках мясника. Сначала все было не так –когда же начался этот слом?... Манфред не стреляет, что приводит в недоумение Лотара – право первой крови всегда у лидера, который показывает – у него обрыв спусковых тяг пулеметов, стрелять он может только в ручную. Лотару не нравится этот знак. Поврежденное оружие может дать сбой в самое неподходящее время, но даже не рискует показать «Красному барону» большим пальцем назад –мол, тебе нужно «домой»… Немецкие ястребы в считанные минуты разорвали в клочья австралийцев, балуясь с ними, как кошка с мышкой –то подпуская ближе, то давая возможность поверить в возможности спастись. Это приказ Рихтхофена. Гешвадер привлекает внимание. 209-я не заставила себя долго ждать. Лотар не может подавить нервное возбуждение – ему становится страшно, как никогда. Одно дело, когда они бились с херувимами, случайно встретившись в воздухе, и другое - когда они ждут их, первый раз за всю войну имея психологический перевес. Потому что Манфред индифферентен к битве. Он выжидает, вяло лавируя между пилотами. Все-таки как можно думать о чем-то другим? Офиель разозлился и заставил себя забыть о Камаэле, играя роль няньки можно не успеть вдоволь повеселиться и пополнить свой счет. Рядом ему «пожал крыло» Вольф – другой – не Курт, а его брат Ганс. Без Курта плохо. Он умел зажечь огонек, и в небесах врагу становилось не по-смешному жарко. Еще и года не прошло, как его дурацкой цветной «счастливой» шапочки нет с ними. Ганс и не пытается забыть об этом, ликуя, как ребенок, когда видит пылающие «Кэмелы». Вольф указывает на зелено-красного «британца», предлагая погонять его сквозь «собачью свалку». Лотар соглашается, но в душе напоминает себе, что победа должна остаться одному, и это должен быть он. Ему еще далеко до Манфреда, но каждая жертва делает его ближе к кажущемуся недосягаемым рекорду. Где-то тут еще затесался Ульф, «benjamin Richthofen» («самый младший Рихтхофен»), как называют кузена баронов в стаффеле. Лотару не до него – они с Гансом сели на хвост «бритту», но тот оказался крепким орешком, и лишь сократив расстояние, оба ангела понимают, что преследуют капитана Брауна. Херувимы в небе! Надо предупредить Манфреда! Но и оставлять истребителя им нельзя – пока они давят на него, есть шанс, что «бритт» совершит ошибку. «Фоккеры» стреляют не жалея патронов. Мимо! Мимо! Небольшая «строка» на борту «Кэмэла» не в счет!... Тем временем, Ульф нашел себе пару. Заметив триплан, державшийся выше остальных и не ввязывавшийся в драку, «самый младший Рихтхофен» пронесся мимо него, едва не цепляя соперника. Незнакомец отреагировал на дерзость моментально: Вольфрам едва успел войти в облако, прежде чем его достали пулеметы. Манфред, не смотря на кажущуюся вялость, держит в поле зрения все, что происходит в бою, и первым замечает отчаянно улепетывающего кузена. За ним следовал Мэй. Мэй –всегда был «шестеркой», всегда старался выслужиться и без единой мысли сомнения исполнял любые приказы. Браун называл его своим товарищем. Это был тот самый крючок, который ждал «Красный барон». Херувим, если он в небе, не оставит без внимания покушение на «ангельский чин». Подопечный Брауна оказался недалекого умом, и к тому времени, как Манфред отгородил собой Ульфа, у британца закончились патроны. Это был шикарный подарок! И Рихтхофен пожалел, что не может вонзить Мэю клинок в горло прямо здесь и сейчас. Твари, они, должно быть, пытали ее. Им нравится чувствовать себя сверхсильными существами, нравится видеть в себе безжалостного Бога. В кармашке летной куртки его греет медальон – осталось недолго, Изольде. Осталось немного. Пули рвут обшивку «Кэмела». «Я спущусь и добью тебя, гнида. Первый раз в жизни –я спущусь и добью ангела!». Мэй не рискует, он выходит из боя, и переходит в пикирование. «Я не отпущу тебя. Слышишь? За нее. За меня. За Вернера. За Курта. За Освальда.» Все дальше отрываясь от ведомых, прикрывавших командира сзади, Манфред, как остервенелый, стреляет по цели, которая в безумной панике мечется из стороны в сторону… Лотар почуял неладное, когда неожиданно Браун, вильнув, рванул вниз, сбрасывая с хвоста оба растерявшихся «Фоккера». Офиэль вертит головой, пытаясь понять, что происходит, и видит, что сегодня пришел конец всему. Триплан истеричного Мэя снизился на минимальную высоту. Идущий следом за ним алый «Dr.l 425/17» не прекращает преследования, уходя все дальше на территорию оккупированную британцами. Браун уже догнал немца и сделал по цели не менее сорока выстрелов. С земли австралийцы уже готовятся встретить нежданного гостя. Смешно и нелепо предположить, что ас из асов совершил сегодня столько роковых ошибок, что каждая одна в отдельности могла привести к смерти, и это именно сейчас, когда можно было все решить иначе… Кто сказал бы об этом Лотару год назад, он бы публично высмеял шутника. Но еще сегодня ночью, если бы хоть какое-то подозрение шевельнулось в его душе, падший просто бы запер своего брата на конюшне, не допустив трагедии… По багровому «ангелу смерти» ведут ожесточенный огонь снизу. Браун не отпускает «Фоккер», не давая ни единой возможности уйти. Ульф рвется помочь кузену, но Лотар останавливает его. Ему пора принять решение, и Лотар принимает его –он не такой, как брат, он другой. И он сможет это сделать. Этот жест знает весь первый гешвадер - для кого-то это разочарование, для кого-то возможность побыстрее на земле рассказать о своих успехах, а для кого-то – очередная возможность выжить. Желтый «фоккер» уводит эскадрилью – бой прошел с переменным успехом, но все цифры будут там, внизу. И сегодня не будет смеха и веселой винной «мессы 11-го стаффеля». И боевое крещение Ульфа останется без внимания. «Яг-1» идет домой не под алым флагом, и это означает одно –то, во что никто еще не поверил – он еще жив, но его больше нет с нами. Нет чуть надменной выправки и смеющегося взгляда из-под съехавшей на бок фуражки. Больше нет того, кто вдохновлял их на бой, того, чей триплан в небесах одним своим видом очищал небо от врага. Как теперь это объяснить всем? Как объяснить, что Камаэля к 21 апреля 1918 года уже просто не осталось? Херувимы добились своего –они раздавили его морально. Если бы не этот бой, Манфред просто закололся бы ангельским клинком. Он не смог бы жить без своей Изольде. Alles. Офиэль из легиона Аратасаэля-Наблюдателя остался последним. Удачи тебе, Лотар Зигфрид фон Рихтхофен, херувимы спустят на тебя всех собак…
Камаэль поздно понял, что давно пересек линию фронта. Особенно активно об этом напоминал «кэмэл» сзади. «Браун сегодня особенно надоедлив», -в раздражении подумал падший. «В очередь, das Schwein, я успею убить вас всех». Ветер мешал, Лотар оказался прав – триплан сносило все западнее. Мэй упал брюхом почти до самой земли, причесывая травку-муравку, маневрируя между холмов и деревьев. Барон уже понял, что ему никуда не деться. Его зажали в тиски. Правда, оно и так без разницы… Там, за той границей, что отделяет миры друг от друга, его целую неделю ждет обладательница серьезных глаз и самых изысканных манер во всей Империи, так что кронпринцесса может съесть все свои юбки от зависти. Ему осталось немного, но сдаваться как-то не хотелось. Брат у него не дурак, и уведет «Яг-1», чтобы какой обладатель меньшего количества мозгов в черепе не кинулся на подмогу и не угрохал себя. За свои ошибки ему стоит отвечать одному. Рихтхофен не отпускал жертву, как гончая преследуя подранка, но пулеметы стали доставлять серьезную неприятность – приходилось наклоняться к самой приборной доске. Браун заметил, что у «фоккера» весомые проблемы и поднажал, атакуя более нагло и активно. Манфред не был никогда любителем воздушной акробатики, и ему пришлось проявить чудеса пилотирования, уворачиваясь от свистящих рядом пуль британца. На какое-то мгновение, война стала совсем обычной войной, а он – просто двадцатишестилетним кавалеристом, который бредил небом, но это длится недолго –потом все его пять тысяч лет давят на плечи свинцом. Браун не выдержал конкуренции и сбавил обороты, но Мэю удалось ускользнуть. Манфреду было не до него –он едва успел набрать высоту, чтобы не впечататься в возвышенность. Вся эквилибристика сопровождалась канонадой снизу. Австралийцы поняли, кого «ведут», и пытались оспорить друг у друга право –отправить его на тот свет. Поднявшись выше, Манфред наткнулся на чей-то заплутавший «кэмэл». «Красный барон» не смог подавить желание «оторваться» на бедолаге. Немец видел расширенные от ужаса глаза пилота, который готов был пустить свой триплан о землю –лишь бы не быть «съеденным» Рихтхофенским «фоккером». Щелчок. Еще! Еще! Вот теперь точно конец – стрелять больше нечем, пулеметы –теперь ненужный груз. Остается только одна дорога –на восток, к высоте Морланкурт. Там можно будет «сложить крылья» и добраться до своих. Рихтхофен разворачивается, едва не «поцеловавшись» пропеллером с нежелавшим отставать херувимом. Браун оказался настроен серьезно: капитан ударил себя ребром ладони по горлу. Манфрид усмехнулся и отдал честь – поймай меня еще. Да аппетит приходит во время боя –там, на земле, ему хотелось умереть, а Смерть представлялась как нечто грязное и тягостное, но когда азарт впрыснул наркотик ему под кожу, мир стал выглядеть иначе: лучше и быть не может. Если ему не суждено перестать дышать, обнимая Изольду, то пусть это будет тот самый полет вниз, когда ты, зажмуриваешься, и считаешь секунды до того, как произойдет удар. Это не страшно, это тоже забавно –как будто ты скачешь галопом по острому лезвию бритвы –вперед, вперед! Быстрее! Быстрее! Высота почти преодолена – выстрелы раздаются всюду, залпами, строчкой, одиночками. Они всех хотят убить его! «Сколько же вас, Kameraden, собралось-то на одного меня! Однако ж! Werner, wir sind quitt! (Вернер, теперь мы квиты!)Ты был один против семерых в небе, а меня даже земля принимать не хочет!» «Фоккер» набирает высоту –еще чуть-чуть, и он уйдет! Туда, к свету, к алмазными каплям полупрозрачной дымки застывшей на гало солнца… Боль молнией проходит через его тело. Манфред с удивлением смотрит на заливающую пол кровь – откуда она? «Ага. Вижу. Повредили куртку, Schweine." Через спину сквозь легкое и, зацепив сердце. Жизнь уходит слишком быстро. "Я должен посадить триплан. Я должен его посадить. Назло им. Вернер вечно издевался над тем, что я грохаю каждую машину от того, что не умею садить их.» Сознание начинает пропадать вместе с концентрацией. Попали ли в него еще пули, или нет –он уже не чувствует ничего. Манфред глушит двигатель. Gut. Тише, тише. Вот. Мы молчим. Мы падаем. Перекрываем топливную магистраль. Готово. Время идет то медленно, то быстро. Манфред не может рассчитать секунды до посадки. Кажется, он только что вышел из обморока, и..передержал двигатель. «Фоккер», касаясь земли, сносит шасси, и его еще несет кубарем по земле, но Камаэль не ощущает ничего. При ударе о землю, он уже находился без сознания… Сквозь скользкую патину обрывочных воспоминаний, падший чувствует, что кто-то достает у него из кармана медальон. Превозмогая боль и дурманящую слабость, он хватает чье-то запястье.
- Monsieur le capitaine? (Мсье капитан?) Однако ж долго вы меня ловили…
-Не обольщайтесь, Herr Rittmeister. Результат важнее количества попыток, - херувим приставляет к груди Камаэля клинок. – Может, у вас остались вопросы –не стесняйтесь – задавайте.
Манфреду уже нечем дышать, легкое заполнилось какой-то жижей, изо рта течет кровь, унося последние остатки жизни.
-Молчите? Что ж, хотите плохую новость, дружище? А она ведь жива пока, - Браун ухмыляется, но недолго. В ответ на эти слова Рихтхофен изгибает губы в мучительно давшейся ему улыбке.
- Du irrst, das eine gute Nachricht, Monsieur chérubin (Вы не правы, это хорошая новость, мсье херувим). Я дождусь ее… там, - капитан едва разбирает слова, выходящие сиплым, булькающим шепотом.
У него больше нет времени, скоро сюда придут люди. Ловушка сработала, но почему он не ощущает, что победил? Клинок с хрустом входит в грудную клетку падшего. И тот умирает счастливым. Все должно было быть не так! Они отняли у него друзей, возлюбленную и жизнь, а заблудший сын погибели смеет умирать счастливым! Браун снова и снова втыкает в остывающее тело лезвие –чтобы наверняка! Чтобы насмерть. А потом, шатаясь, идет к своему «кэмэлу», пятясь, оборачиваясь в ту сторону, где хрустальным апрельским днем крылья ангела сплелись с алыми крыльями « Fokker Dr.l 425/17».

 Отправлено: 25.02.11 15:37. Заголовок: ГЛАВА I, из которой ..

ГЛАВА I, из которой следует, что случайные знакомства и разговоры об ангелах, до добра не доводят



20 июля 1910 года. Берлин.
Изольде утомило это длительное путешествие. Она хотела обратно домой –в Бург-Бельхау. Дорожные приключения оказалась совсем не тем видом времяпровождения, которое нравилось семнадцатилетней баронессе, но так решил «papa». Кажется, в этом была и ее вина. Девушка так бурно сопротивлялась попыткам ввести ее в светскую жизнь, что Madаme фон Фалькенхайн в раздражении сообщила супругу, чтобы он по меньше времени уделял службе и больше – судьбе дочери, хотя бы одной- Эрика была еще слишком мала. Барон, к тому времени бывший генералом от инфантерии и начальником отдела Большого Генштаба, хотел было отправить Изольде в Кюстрин –к фон Бокам – родной сестре Фалькенхайна и ее супругу, но баронесса убедила его - на периферии выдать старшую замуж будет куда сложнее. Эрих попытался избежать родительской повинности, объявив, что выезжает в Берлин, и по дороге собирается проверить армейскую подготовку молодой прусской поросли путем посещения элитных кадетских корпусов, заодно передав несколько писем от друзей принцу Фредерику Карлу, проходившему обучение в главном кадетском корпусе Германии - Лихтерфельде. Баронесса, которая моментально увидела себя в блестящем окружении семьи кайзера, потребовала собирать чемоданы дочери и наказала мужу без хороших новостей о назначенной дате обручения не возвращаться. Генерал не посмел перечить, надеясь, что все сложится само собой –и вот Изольде, откинувшись на кожаном сидении, безучастно смотрит в окно мчащегося поезда в задумчивости чертя на стекле закорючки и картинки. Она не хочет идти в свое купе –там еще скучнее, чем здесь, где строгие люди в мундирах говорят о разных вещах -девушка и не старается вникнуть в смысл бесед –о последствиях русско-японской войны, о выборах в Государственное собрание Венгрии, о политике и боеготовности армии. Лишь раз, чуть повернув свое бледное личико к военным, Изольде задала вопрос на привычном ей, как и многим дворянкам той эпохи, французском:
-Papa, pourquoi les gens tuent les gens? (Папа, почему люди убивают людей?)
Эрих закашлялся, подавившись дымом от сигареты, а военные господа попытались спрятать снисходительные улыбки в усы а-ля кайзер. Ответа она не получила, и отец попросил ее по реже покидать купе. Дни и ночи Изольде складывались из чтения Библии, и частых утомительных остановок, где ей приходилось играть роль приличной барышни и беспрерывно приседать в книксенах при знакомствах с сотнями тысяч, как ей казалось, молодых людей, чьи лица проплывали мимо не задерживаясь в памяти. Как назло, в каждом городе, где бы они ни оказывались, губернатор непременно закатывал сначала военные смотрины, а потом бал. Кадеты Изольде надоели уже в Гёрлитце, и она старательно улыбалась и танцевала только ради «papa». Девушка любила его больше матери и не хотела расстраивать своим дурным поведением, хотя предпочла бы проводить время с книгами –в них случалось больше любопытных приключений, которых так не хватало в ее затянутой в корсет жизни… Берлин встретил ее душной погодой, шумными улочками и слишком напыщенным блеском, в котором Изольде чувствовала себя неуютно и отчужденно.
Обычно в кадетский корпус отец уезжал один, оставив ее на растерзание надоедливому вниманию дочерей местного генералитета, пристававших с одними и теми же разговорами о том, что сейчас модно в столице и насколько красива молодая супруга кронпринца. В этот раз Эрих серьезно посмотрел на дочь:
-Подготовься к верховой поездке. Весь корпус сейчас на охоте, вместе с принцем. Тебе нужно понравиться Фредерику, чтобы вечером он пригласил тебя на танец.
-Papa, я не смогу, - сморгнула с ресниц слезинки Изольде. – Я не могу так…
-Ma chère enfant (Мое дорогое дитя), ты уже достаточно взрослая, чтобы понять – тебе пора задуматься о хорошей партии.
- Но я хочу выбрать сама! Не лишайте меня выбора! Вы же не хотите сделать меня несчастной? – юная баронесса разрыдалась, смяв кружевной платок.
- Я показал тебе почти всю Пруссию, Изольде, -голос отца прозвучал глухо и сурово. – Значит, пора вмешаться мне. Не плачь, моя дорогая, мы же не заставляем выходить тебя замуж прямо сейчас, пройдет время, ты привыкнешь к жениху, и потом сама поймешь, что мы с мамой устроили твою жизнь наилучшим образом, и скажешь нам спасибо, - фон Фалькенхайн потрепал ее по щеке и вышел. Следом в комнату влетела горничная, принявшаяся срочно распаковывать вещи, чтобы привести в порядок костюм для верховой езды. Изольде присела на край кровати, обхватив себя руками. Ей еще так хотелось помечтать, пожить в детских грезах и сказках, но, кажется, придется становиться взрослой. Через три недели ей исполнится 18 лет, и она должна стать чьей-то невестой. Эта мысль ужасала и расстраивала ее, он не чувствовала себя готовой к жизни с нелюбимым человеком…
Дымчатая «амазонка» удачно подчеркивала ее гибкий силуэт. Когда девушке подвели рыжую кобылку светло абрикосового оттенка, отец помог ей устроиться в седле. Изольде не была новичком в верховой езде, но кругом царили жесткие рамки этикета, не позволявшие баронессе запрыгивать на коня, как дворовому мальчишке. В компании с отцом, губернатором, несколькими военными и небольшого количества дам, кавалькада двинулась к охотничьим угодьям семьи Гогенцоллернов. До места охоты всадники добралась быстро и сразу же разбились на группы: дамы устроили пикник, к которому присоединилось несколько остряков, и в том кругу постоянно слышался смех. Девушка сначала направилась туда, но фон Фалькенхайн покачал головой и поманил дочь к себе. Он в компании с военными направился к господам с собаками и ружьями, развлекавшимся стрельбой по фазанам. Там же находилось несколько любительниц острых ощущений, постоянно и неприятно повизгивавших, когда очередная птица падала с неба.
-А что, Фридрих, как продвигаются дела у принца? – прокашлявшись, обратился к майстеру Лихтерфельде, фон Фалькенхайн, одновременно кося взгляд на дочь и намекая ей внимательно слушать.
- О, принц –один из лучших, - Фридрих закатил глаза, выражая величайшую степень восторга. – Особенно, что касается упражнений. В спортивных соревнованиях ему нет равных –блестящий бегун, пловец, и, разумеется, наездник! Все первые призы у Его Высочества! Разве что…
-Что –«что»? – с любопытством поинтересовался Эрих.
-Разве что в стрельбе, - майстер Лихтерфельде кивнул в сторону молодых людей. – Некто фрайхерр фон Рихтхофен не уступает никому пальму первенства. Способный юноша, но без энтузиазма. Жаль, из него получился бы славный воин.
- Рихтхофены? – наморщил лоб генерал. – Да-да, хорошая прусская семья. Его отец, кажется, оглох, простудившись в ледяной воде, спасая подчиненного. Они нам родственники через Фалькенхаузенов. Пойди, дорогая, поприветствуй, своего кузена, - и тише добавил: - Это повод обратить на себя внимание Его Высочества –принц рядом с этим кадетом.
Изольде, стараясь не выдать своей растерянности и испуга, неуверенно направила кобылку к группе, где в очередной раз раздался визг дам. По пути ее догнал майстер корпуса:
- Не беспокойтесь, я вас представлю, Ваш отец доверил мне присматривать за Вами.
«Как это похоже на бедного papa, ему везде мерещится, что меня обидят, или я сделаю какую-нибудь глупость». Изольде подъехала в тот момент, когда тот самый юноша, которого отец назвал ее «кузеном», в очередной раз метким выстрелом, отправил фазана клювом вниз. Принц бурно реагировал на каждый успех, хлопая его по плечу и высказывая одобрительные замечания, на которые дамы реагировали неизменным свинским писком.
-Господа, - Фридрих привлек внимание охотников, и, чуть склонив голову в сторону, спутницы, проговорил: - Дозвольте представить вам, баронессу Изольде Камиллу Зофию фон Фалькенхайн, дочь…
-Старика Эриха, -закончил вульгарным тоном принц, с королевской развязностью разглядывая незнакомую ему ранее девушку и найдя ее прелестной. - Mademoiselle, est heureux de vous rencontrer! (Мадемуазель, рад нашей встрече).
От такого поведения Изольде почувствовала себя совсем несчастной – никакого уважения и привычной старопрусской высокопарности. Вот и дамы едва сдерживают смешки – она для них не более чем провинциалка, не смотря на высокий пост отца.
- Un peu plus tard, Prince (Чуть позже, принц), - Изольде выбрала самый небрежный тон, который могла изобразить. – Мне бы хотелось познакомиться с моим кузеном.
На самом деле, ей вряд ли был интересен ее совершенно чужой ей человек, но поставить на место Его Высочество следовало. От такого заявления и Фридрих, и сам Фредерик Карл, и его компания, онемели, но кажется принц сегодня не хотел портить настроение –он рассмеялся и положив руку на плечо юноше с ружьем чинно представил его:
- Манфред Альбрехт фрайхерр фон Рихтхофен, у вас – самая прекрасная и бесстрашная кузина на свете, мой друг!

 Отправлено: 27.02.11 20:49. Заголовок: "О, с какой тоск..

"О, с какой тоской
Птица из клетки глядит
На полет мотылька!"
Исса Кобаяши


Лихтерфельде оказался настоящим глотком свежего воздуха после помешанного на дисциплине Вальштата. В общем-то не сказать, чтобы юный Рихтхофен походил на прилежного ученика, скорее наоборот, и от наказаний его спасал лишь титул. С другой стороны, считать его совсем уж бездарным было бы несправедливо. Манфред не желал быть военным, но как и положено старшему сыну прусского дворянина, он мог спрятать свои желания куда подальше. Есть традиции, которые никуда не денешь и которые следует уважать. Поэтому фрайхерр терпеливо сносил все тяготы обучения тому, что ему не должно было принести удовольствие в будущем, проявляя интерес лишь к физическим навыкам кавалериста и блистая именно на спортивных предметах, при этом умудряясь доводить учителей своими рискованными выходками – то покоряя местные колокольни, то совершая прыжки верхом через немыслимые препятствия. Поэтому весь Вальштат вздохнул спокойно, провожая неугомонного кадета в Берлин. Да, Лихтерфельде подарил Манфреду жизнь без инструкций – у него появилось свободное время не только на дорогую ему с детства охоту, но и на мечты, которые пока казались несбыточными. Блестящая воинская карьера меркла перед хрустально-чистым куполом неба. Обладатель множества земель рвался от них прочь. Манфред бредил полетами. Он пытался скрывать волнение, читая в газетах об авиационных соревнованиях и очередных достижениях «крылатых» первопроходцев, но каждый раз когда в компании сокурсников начинался случайных разговор о плюсах и минусах авиации, барон покидал друзей. Ему невыносима была мысль о том, что его судьба предопределена поколениями предков, но и бунтовать Рихтхофен не смел, будучи прусским офицером до мозга костей. В главном военном училище Империи Манфред продолжил удивлять учителей своими спортивными навыками и полным отсутствием рвения к занятиям. Хотя и без усиленных тренировок молодой фрайхерр умудрялся составлять конкуренцию «звезде» Лихтерфельде - принцу Фредерику Карлу, которые, зная, что поблажек в честь венценосной фамилии ему все равно не видать, денно и нощно изнурял себя упражнениями, дабы иметь все основания заявить о себе, как о лучшем из кадетов. Но раз за разом побеждая во всех имеющихся в программе училища предметах с физической нагрузкой, Его Высочество никак не мог сравниться с бароном из прусской глуши в меткости. Манфред обладал едва ли не сверхъестественными глазомером и точностью, что делало его желанным коллегой по охоте и неудобным соперником в дуэли, поэтому принц держал при себе обычно нелюдимого Рихтхофена, зная, что на светских раутах, где и творилась политика, он ему конкуренции не составит: Манфред не умел говорить красивые речи, не обладал остроумием и умением быть интересным собеседником, особенно при большом скоплении незнакомых людей, моментально теряясь и замыкаясь в себе. Поэтому объявление о «всекадетской» охоте барон встретил без энтузиазма.
-Держите нос выше, мон ами, - заметив упавшее настроение приятеля, Фредерик протянул ему раскрытую пачку сигарет. – Эти судьбоносные для всех нас «смотрины». В конце концов, господа генералы будут решать – сдал ли ты экзамены или нет.
-Скорее бы уже, - пробормотал фрайхерр, не отказываясь от «подарка». К курению он пристрастился довольно быстро, хотя и знал, что отца его привычка раздражает. Но, в конце концов, должно же быть в нем хоть что-то своего, а не семейно-фамильного, передающегося по наследству!
-Ты уже знаешь, в какой полк хочешь? – для «затравки» беседы вновь начал говорить принц.
-Да, в тот, что поближе к дому, - Манфред напротив –со всей этой суматохой, мрачнел все больше и больше.
-Да, это на тебя похоже, - Фредерик побарабанил пальцами по столу и подскочил со стула. – А ты знаешь, Фалькенхайн, говорят, таскает за собой свою дочь в надежде пристроить ее в теплое гнездышко! Мне кажется, я его –следующая жертва! Как ты думаешь, насколько она непривлекательна, раз сам генерал взялся за обустройство ее матримониальных планов?
- Мне кажется, что гадать бессмысленно, потому что вас все равно представят сегодня друг другу, - Рихтхофен потянулся к серебряной пепельнице. Его мысли текли совсем в другом направлении, но выгонять обидчивую Светлость ему не хотелось.
-Ну да, ну да…, - поковырял паркет носком сапога Фредерик Карл. – Послушайте, фрайхерр, если она будет совсем уж безобразна, разрешите я отдам ее вам!
Манфред улыбнулся и качнул головой:
-Я смогу полюбить лишь ангела, принц.
-Почему именно ангела, мон ами? – Его Светлость зацепился за возможность вытянуть редкого собеседника на душевный разговор.
Рихтхофен сделал пару затяжек и лишь потом ответил:
-Потому что она способна летать. Впрочем, мы с Вами уже потеряли достаточно времени. Слышите, началась беготня? Нам пора собираться, если не хотим выслушивать скучные нотации майстера Фридриха.
Сборы заняли меньше времени и не столько вымотали барона, как сама поездка. Складывалось ощущение, что на охоту выехала вся светская знать Берлина, и Манфред не знал, куда спрятаться, от вечно его выискивающего и пытающегося перезнакомить со всеми Фредерика. Под предлогом поиска фазанов Рихтхофен наконец смог отделиться от основной группы и сбить пару тройку неосторожных птиц, как его в очередной раз настиг Его Светлость в окружении поклонниц. Барон придержал своего темно-гнедого американского верхового жеребца, который испытывал схожее с хозяином желание рвануть от скучной компании куда подальше. Оказалось, Фредерик обещал предъявить дамам чудеса меткости в исполнении его «в высшей степени занимательного друга». Несчастный кадет проклянул себя за то, что не прислушался к мнению животного и не дал сразу же шпорами галоп – не имея возможности отказать сиятельной особе, Манфред обреченно продолжил сбивать фазанов, вызывая бурную реакцию глядевших на принца влюбленными глазами дам. Так бы продолжалось достаточно долго, если бы к группе не присоединились еще двое: майстер Фридрих и симпатичная незнакомка в серой «амазонке» и со строгим лицом директрисы какого-нибудь пансионата для благородных девиц. Первым делом Рихтхофена заинтересовала кобылка девушки – рыжая флегматичная «башкирка» - редкость для Европы. Не обладая изысканной внешностью или выдающимися аллюровыми качествами, она, тем не менее, была удивительно покладиста и спокойна, становясь идеальным вариантом для спокойной прогулки. Тем самым, мадемуазель проявила характер, не явившись на светское мероприятие верхом на какой-нибудь модной миниатюрной «бретонке». Более того, мадемуазель продолжила проявлять характер, когда указала особе кайзеровских кровей на необходимость ждать ее внимания. Конечно, сам принц вынудил даму защищаться своим не самым тактичным поведением, но все же –такие фокусы рискованны даже для фройляйн фон Фалькенхайн. По реакции Фредерика Манфред понял, что, не смотря на его описания, барышня пришлась ему по вкусу. Только вот в ней серьезности и ума побольше будет, чем в кавалере. «Что является не твои делом!» - добавил про себя Рихтхофен, прекрасно осознавая свою блёклую роль в этой игре в «родственников».
-Думаю, это, в первую очередь, заслуга самой мадемуазель и ее уважаемой семьи, -сдержанно ответствовал на восторженный отзыв принца барон, опуская ружье дулом вниз –кажется, на сегодня «показательные выступления» окончены. – Мне приятно наше с Вами знакомство, gnädiges fräulein (сударыня). Это большая честь – не только состоять с Вами в родственных связях, но и иметь возможность увидеть Вас лично.
Манфред надеялся, что на этих расшаркиваниях все и закончится, но судьба распорядилась иначе в лице вестового, передавшего требования отца принца о необходимости предстать последнему пред его ясными очами. Фредерик раздраженно повел бровями, раскланялся с дамами, и в сопровождении Фридриха направился к большой группе, в которой уже мелькало и встревоженное лицо фон Фалькенхайна. Спутницы принца не стали задерживаться рядом с неинтересными им собеседниками, и соблазненные смехом у пикника, отправились туда, оставив кузину с ее «братом» одних. Рихтхофен, не зная, чем развлечь девушку, растерянно позвал Ганса, приказав ему собрать мертвые тушки. После этого ему хватило смелости посмотреть в глаза Изольде и натянутым тоном констатировать:
- Вы не похожи на любительницу охоты, мадемуазель.

 Отправлено: 03.03.11 17:20. Заголовок: Бедный рыцарь. Нет о..

Бедный рыцарь. Нет отгадки,
Ухожу незримой в дали...
Удержали вы в перчатке
Только край моей вуали... (с)

«Кузен» оказался на редкость флегматичным молодым человеком, чье внимание привлекла больше лошадь, чем та, что сидела на ней верхом, хотя обычно кадетов интересует и то, и другое. Не смотря на это явно оскорбительное пренебрежение, барон хотя бы на словах проявил больше джентльменства, чем его друг. Правда, без заинтересованности и с таким кислым выражением лица, что при его виде забродила бы самая твердая капуста. Он уже собрался вновь отдать нити беседы в руки принца, как светское общество разбавило посещение вестового. Юноша, отдав честь офицерам, бойко отрапортовал, о том, что Высочайшие Особы ждут Его Светлость. Фредерик, не проявив должного уважения к правящей семье, покинул группу, фиглярски раскланявшись. Девушка, очаровательно улыбнувшись, кивнула ему на прощание –ее душевное равновесие восстановилось и сейчас она готова была вновь играть светскую львицу. Фредерик понял ее намек буквально, и с абсолютной уверенностью, что вечером на балу получит согласие на тур вальса, умчался прочь. Хихикающие барышни испарились следом за принцем, и она осталась tête-à-tête с не самым разговорчивым собеседником. Но сегодня Иза была настроена чуть-чуть повредничать: Его Светлость хочет говорить с ней? А она –нет! Господин фон Рихтхофен не желает вести с ней беседу? А придется! Особенно, когда отец бросает в ее сторону гневные взгляды. Тут уж нужно милому кузену потерпеть. Баронесса, поигрывая тонким хлыстом с эбонитовой рукоятью, проводила взглядом несчастного Ганса в «болотниках», смешно завязающего в грязи в попытках собрать немаленький птичий «урожай». Пусть monsieur Manfred не обольщается – дочь генерала не так просто смутить.
-Да, я не люблю охоту, - почти с вызовом обратилась к фрайхерру баронесса. – Потому что считаю подлым поступком убивать того, кто слабее тебя и не может ответить. И вообще это бессмысленная в своей жестокости забава! Одно дело – охотиться для того, чтобы прокормить себя и семью, и совсем другое – ради праздного удовольствия. Тем более что Господь не одобряет убийства, если Вы помните заповеди. Сопроводите меня, я хочу прогуляться.
Изольде пустила кобылку легкой рысью. Она не сомневалась, что вынужденный кавалер поедет следом – строгий этикет не позволит ему бросить даму, а ей было интересно насколько кадет способен к диспутам. Девушка любила споры – хорошие, на любопытные темы, с приведением аргументов и доводов, легкие светские беседы наводили на нее скуку.

 Отправлено: 05.03.11 16:18. Заголовок: "Из ночи, скрывш..

"Из ночи, скрывшей нас, - как ров,
Меж полюсами мира, черной,
Благодарю за то богов,
Что дух мне дали непокорный."
У.Э.Хенли

Когда Манфред сравнил про себя кузину с директрисой пансионата, он предположил, что девушка умна, и считал этот ум академическим проявлением стандартного образования генеральской дочери, но ошибся. Баронесса фон Фалькенхайн обладала собственным видением мира, собственной точкой зрения и готова была отстаивать и то, и другое. Немного взбалмошно и по-детски, чуть-чуть наивно, и все-таки удивительно прекрасно. Изольде не походила на избалованных светом кисейных барышень. Разговор предстоял обстоятельный и любопытный. Фон Рихтхофен не хотел себе отказывать в маленьком разнообразии жизни, особенно учитывая вечерний бал, на котором предстояло, искусственно улыбаясь, кружить в танце бесконечных, ослепительных и одинаковых в этой ослепительности дам. Перебросив ружье Гансу, топтавшегося на месте, переступая с ноги на ногу, что твой жеребец, фрайхерр направил своего верхового следом за резвой рыжей кобылкой – в любом случае, оставлять кузину одну было бы грубым проступком с его стороны. Кроме того, кадету не терпелось засыпать девушку возражениями, и только природная сдержанность, еще и вымуштрованная военными училищами, заставила его осторожно представлять контраргументы.
- Gnädiges fräulein, если позволите, на охоту можно взглянуть и с другой стороны. Это спорт. Такой же, как бег, или теннис, только приз стоит несколько дороже – для добычи–смерть, для человека –честь. Когда ставки выше, тогда и сам процесс становится более захватывающим, а умственное и физическое напряжение достигает своего предела. Кто побежит быстрее – тот, у кого впереди бесполезный кубок, или тот, для кого это единственный шанс увидеть завтрашний день? И не соглашусь с вами, что охота - занятие праздное. Для одних – это тренировка точности, выдержки, силы воли, для других – хитрости и выносливости. Можно сказать, что мы с животными соревнуемся, проверяя, кто сумеет из нас с максимальной пользой использовать те качества, которыми нас наделила мать-природа. В итоге, как верно заметил в своих трудах Чарльз Дарвин, слабый обречен, и это касается обеих сторон. Дичи –в данный конкретный момент, а стрелка-неудачника –позже. Например, предположим, что начнется война. Не умея обращаться должным образом с оружием, он одним из первых станет жертвой более искусного врага, - Манфред перевел дыхание и первый раз за спич посмотрел на задумчивую девушку. Переходя к богословской тематике, следовало проявить тактичность к религиозным чувствам баронессы. – Что же касается, Всевышнего, полагаю, раз Устанавливающий правила, Сам неоднократно их нарушал, то мы также имеем на это полное право. Вспомним, Содом и Гоморру, войны с филистимлянами, одобренное свыше убийство Юдифью Олоферна, ангела, изничтоживший каждого египетского первенца… Да, ангелы – грозное оружие Бога, предназначенное для кары небесной, дают нам пример того, что порой только насилие способно решить проблему. Так как это сделал Александр с гордиевым узлом.
Фрайхерр замолчал, ожидая, как отреагирует на его слова фройляйн. Она могла возмутиться вольности речей, могла счесть все сказанное дурным тоном или попыткой вызвать к себе интерес необычностью суждений. Беда Манфреда была в том, что он действительно верил в то, что говорил. Он бы хотел иметь крылья, но отнюдь не голубя. Рожденный хищником не перестанет им быть никогда.
- Ангелы могут научить нас убивать искусно и… летать высоко, - пробормотал в задумчивости себе под нос молодой человек и, спохватившись, позволил себе перехватить удила «башкирки». – Мы далеко отъехали, мадемуазель, Ваш отец будет беспокоиться.

 Отправлено: 07.03.11 18:53. Заголовок: Храбрый рыцарь. Вы д..

Храбрый рыцарь. Вы дерзнули
Приподнять вуаль мой шпагой…
Гордый мой венец согнули
Перед дерзкою отвагой. (с)

Девушка с изумлением слушала своего спутника - без негодования или осуждения, просто с изумлением. Ей казалось, что для нее пытаются приоткрыть дверь в чужой, новый мир, о существовании которого она и не подозревала. Странный кузен, странная прогулка, странная беседа. Какой-то сумбурный день. Иза попробовала понять и принять мнение барона и не смогла. Как можно думать о таких жестоких вещах? Об обреченности слабых, которых должен защитить Всемилостивый Господь, и, более того, об ужасах войны! Нет, такое определенно невозможно! Войны остались далеко позади! Буонапарте мертв, а кайзер добр с соседями, и они с уважением относятся к Империи! Война- это невозможная глупость! Но стоит с пониманием подойти к тайным желаниям кадетов, которые спят и видят себя на месте какого-нибудь фон Приттвица, получающими Железный крест второго класса. А для этого нужен военный конфликт –пусть маленький и локальный, но все же… И это уже страшно. Неужели можно сравнивать охоту на животных и охоту на людей? Если первое - это жестокое поведение, то второе… преступление против заповедей Господних! Нет, чтобы там ни говорили papa, и все умные люди в погонах на свете, оправдания таким убийствам нет. И этим можно возразить херр фон Рихтхофену, но Изольде промолчала, потому что благоразумие заставило ее не без внутреннего содрогания согласиться с этим доводом. Война в настоящее время, конечно же, невозможна, но ее существование, как категории, подтверждает позицию молодого человека. Она хотела, чтобы все складывалось и иначе, но, к сожалению, маленькая Изольде фон Фалькенхайн не может указывать колесу истории, куда ему двигаться дальше. Впрочем, отгородив себя мыслью о нынешнем спокойном времени, девушка приготовилась серьезно возражать по предъявленным ей библейским примерам.
-Вы слишком увлекаетесь Ветхим Заветом, mon cher cousin! – баронесса встретилась взглядом с Манфредом, отчего-то смутилась и отвернулась. Кажется, беседа их не была слишком серьезной, и все же складывалось чувство, будто они оба решают сейчас сложную арифметическую задачу. Особенно это было заметно в слишком синих глазах господина фрайхерра. Но что именно заставило ее покраснеть? Его слова? Его взгляд? Или именно такой его взгляд? «Дева Мария, иногда вы так несносно глупы, сударыня!», - укорила саму себя Иза и продолжила наставническим тоном: - Вы забываете о том, что Иисус упразднил старые правила и подарил нам новые, более строгие к поведению слабого духом человека и более требовательные к его вере. Ангелы, повинуясь пресвятой воле, стали ныне олицетворением любви и помощи. Их забота о нас имеет больше значение для спасения души, чем память об их сверхъестественной силе, - повинуясь внутреннему порыву, девушка посмотрела на серое, цвета мышиной спинки, небо. Она верила в ангелов всем сердцем и иногда, всматриваясь в светлую лазурь, Изольде могла поклясться, что замечала на нем отпечаток крыла божьего создания. Как это прекрасно, наверное, парить там, наверху, лаская ладонями пушистые сугробы облаков… Как сквозь сон баронесса услышала слова молодого человека, испугавшие ее и заставившие приложить руку к груди. Нет, убийство – это совсем плохо, но мужчине думать о таком простительно, а вот от того, что их мысли о воздушных путешествиях совпали, лед, возникший между ними от первого впечатления, начал таять –со стороны дочери генерала точно. Она стыдилась своих детских мечтаний, и вот рядом с ней находится родственная душа, понимающая ее и не высмеивающая за наивность! Жаль было заканчивать этот в высшей степени любопытный разговор, но кузен был прав – отец, скорее всего сердится на ее холодность к принцу и вечером перед балом ее будет ждать неприятная нотация. Иза потихоньку вздохнула и позволила кавалеру вернуть ее обществу. Фредерика она даже не стала искать –ее внимание привлекла знакомая фигура юноши, рядом с которым улыбался чему-то фон Фалькенхайн. Сейчас ее снова завертит-закрутит вихрь новых знакомств и представлений, и ей захотелось успеть сделать кокетливый жест напоследок. Быстро сняв лайковую перчатку, она дотронулась до руки фрайхерра.
- J'aimerais vous rencontrer au bal (Я бы хотела увидеть Вас на балу), - торопливо прошептала Изольде, чуть наклонившись вперед к рыжей гриве своей кобылки, делая вид, что поправляет сбрую. Господи, как неприлично она ведет себя! Maman бы непременно наказала ее! Но ведь может хоть один прием запомниться ей, как событие радостное и волнующее, а не как повинная обязанность!

 Отправлено: 08.03.11 21:12. Заголовок: "Непостижного св..

"Непостижного света
Задрожали струи.
Верю в Солнце Завета,
Вижу очи Твои."
А. Блок


Пока пара возвращалась к месту общего сбора, Манфред успел передумать тысячу разных мыслей, и все они сходились на двух выводах: «безумно хочу летать» и «мне симпатична моя кузина». Их, должная быть легкой и светски-скучной, беседа переросла в нечто задушевное, эдакую маленькую тайну только для них двоих… «Я очарован, несомненно очарован ею», -всю дорогу повторял про себя молодой человек, вспоминая легкий румянец щек баронессы при встрече их взглядов. И он, кажется, тоже произвел на нее приятное впечатление, иначе навряд ли бы фон Рихтхофен сумел бы добиться столь лестного именования «ее cher кузена», учитывая полное фиаско самого принца в деле завоевания расположения мадемуазель фон Фалькенхайн. Фрайхерр даже умудрился забыть о предмете спора, когда следом за спутницей поднял голову и посмотрел на облака с той же жаждой свободы полета, что и Изольде. Первая девушка в его жизни, которая мечтает совсем не о земных вещах. Светское общество не всегда благосклонно к эксцентрикам, и она имеет мужество отстоять свою чистую, светлую душу у строгих догм и правил Империи. Манфред разволновался. За восемнадцать лет подобное случилось с ним впервые. Разве можно сравнить это сильное, поглощающее его чувство с теми легкими, не затрагивающими струн души увлечениями, что наличествовали на его личном счету до сих пор? Кажется, еще чуть-чуть и кадет примется цитировать фон дер Фогельвейде. Каковы его шансы? Происхождение было на стороне Манфреда, являясь его самым весомым аргументом – немногие прусские семьи могли похвастаться родственными связями с Капетингами, Каролингами, Хименесами, нормандскими английскими королями и бургундскими правителями Португалии одновременно. Рихтхофены могли. Так что хотя бы здесь возражений от господина генерала быть не должно, но вот дальше все не совсем блестяще. Ему еще два года - в случае удачного исхода экзаменов - до получения эполетов, и не самый короткий путь продвижения по служебной лестнице, как минимум, до риттмайстера. Так что о женитьбе пока рано думать. «Ого, да я быстр, что твой рысак! Знаком с кузиной не более часа и уже строю целое карточное поместье!». Заветы и ангелы улетучились сами собой, когда проза жизни в лице смеха и оживленных голосов со всех сторон вспугнула легких мотыльков воздушной мечты. И тут прелестная Изольде сотворила нечто, выбившее Манфреда из колеи напрочь. Она коснулась обнаженной ладонью его затянутой в кожу руки. Столько доверия почти незнакомому ей человеку под угрозой быть замеченной самыми взыскательными судьями! Рихтхофен быстро сжал и отпустил ее пальчики и якобы случайно развернул своего жеребца, отгораживая даму, дабы она успела одеть перчатку. Ошарашенный происходящим, фрайхерр и не сразу понял, что прошептала баронесса, а когда до него дошел смысл фразы, то кадету захотелось провалиться сквозь землю. Это ж надо быть таким твердолобым чурбаном, что мадемуазель приходится самой намекать на очевидное!
- Belle cousine, pardonnez-moi ma rêverie et permettez-moi de vous demander de me promettre une danse? (Прекрасная кузина, простите мне мою мечтательность и разрешите просить Вас обещать мне танец?), -с легким поклоном обратился к Изольде молодой человек, пытаясь быть серьезным и не сумев удержать улыбку будущего счастья. Она не откажет! Хотя бы один танец ему удастся покружить ее по чопорному залу. Баронесса будет самой красивой девушкой сегодня вечером, и никакие алмазы кронпринцессы не спасут ее, ибо свет нежных глаз мадемуазель фон Фалькенхайн подобен свету сотни тысяч солнц. Кажется, отношения с Фредериком у них с сегодняшнего дня разладятся – это соревнование ему проиграть никак нельзя. Впрочем, он успеет обсудить с принцем этот вопрос, тем более что пора было передать даму на попечение отца. Генерал, как раз в сопровождении одного из кадетов, приблизился к паре. Лицо его не выражало неудовольствие, скорее удивленную задумчивость. Манфред, как и положено, отвесил очередной полупоклон, дотронувшись до козырька, и уже собирался кивнуть незнакомому юноше, как обнаружил любопытный факт их знакомства.
-Фриц, Вы ли это? – воскликнул фон Рихтхофен, после того, как кадет приветствовал свою сестру Изольде, узнав в сыне фон Фалькенхайна своего товарища по Вальштату.
- А, сумасбродный фрайхерр! Как вы думаете, Ваш платок все еще болтается на шпиле в нашем прежнем училище? – рассмеялся Фриц.
-Спрошу у Лотара, когда увижусь с ним. Мой брат тоже предпочел военную карьеру и сейчас как раз повторяет наш с Вами путь в Вальштате, -улыбнулся Манфред. –Вы перевелись в Лихтерфельде? Это просто отличная новость.
-Ну что ж, господа, вижу, вам есть о чем поговорить, и, я полаю, это не то, что может заинтересовать мою дорогую Изольде. Ma chère, нам пора возвращаться. Фрайхерр, благодарю Вас за то, что составили компанию столь непоседливой барышне, -вмешался Эрих фон Фалькенхайн, находившийся в прекрасном расположении духа, что было хорошим знаком для фон Рихтхофена –никогда еще дела сердечные не складывались столь чудесно гладким образом. Может это знак Судьбы? Интересно, что думала об этом его кузина, но Манфред не осмелился посмотреть в ее сторону, опасаясь проявить неприличную фамильярность.

 Отправлено: 10.03.11 19:51. Заголовок: И ты ль поймешь, как..

И ты ль поймешь, какие грани
Переступать не нужно нам?
Кто может положить заране
Предел и сердцу и устам? (с)

Кузен повел себя по-рыцарски, дав ей возможность незаметно одеть перчатку. Кажется, она в нем не ошиблась: мсье барон –достойный юноша. Вот только достойный чего? Нужно хотя бы нехотя признаться себе в том, что из всех виденных ею кандидатур, фон Рихтхофен произвел на нее самое приятное впечатление – его благородство не было напускным, а манеры – слащаво-светскими. Конечно, кавалер не без изъяна, но уж она-то сможет его перевоспитать – вода и камень точит! «Боже мой, не смешно ли? У него возможно есть дама сердца, и вздорная, скучная дочь генерала ничем не привлекла его внимание…» Слова о возможной встречи вечером были лишними – грубый mauvais ton с ее стороны, и девушке оставалось надеяться, что они пройдут незамеченными, тогда как юноша подхватил ее мысль и развил, как она и не мечтала. Столь деликатное приглашение на танец, с тактом и всей серьезностью! Это не скучно-привычные отец и брат, и не силой навязанная кадриль с принцем! Это почти как… как свидание! Ужасное слово! Maman бы точно строго отчитала ее! Неужели, правда, настоящее rendez-vous как в романах Дюма??... Иза находилась в возбужденном состоянии, и ей стоило огромных усилий выглядеть спокойной. Жаль еще, что разговор не получил продолжения, но пара оказалась уже на территории, где вступали в силу условности, и им неудобно было бы вести беседы не на светские тему. Это сочли бы излишней для дальних родственников фамильярностью.
- Je promets à danser la mazurka avec vous (Я обещаю танцевать с Вами мазурку), - наконец, ответила баронесса, улыбнувшись тому, что она опять заливается краской – все-таки придется ей расстаться со статусом ледяной девы. Наверное, это и к лучшему… Время покажет. Больше она в любом случае сделать не успеет – отец оказался уже рядом и задумчиво оценивал поведение дочери – фон Фалькенхайн в кои-то веки колебался –в чью пользу ему сделать выбор, и пока не находил ответа. Но Изольде было скучно думать о метаниях генерала, и она едва не взвизгнула от счастья, увидев рядом с ним столь знакомого юношу.
-Господи, Фриц, ты же был в Наумбурге? – Иза смутно помнила старшего брата, который с 11 лет пропадал в кадетском училище, поэтому каждая их встреча была особенно теплой и радостной – неизвестно, когда в следующий раз ее Фриц-егоза соблаговолит навестить родных.
- Какая блестящая память, chère sœur (дорогая сестра)! - в глазах кадета скачут озорные бесенята. – Я перевелся в Лихтерфельде, и теперь, надеюсь, получить аттестат именно здесь.
- И на это были весомые причины? –Изольде изогнула бровь, все видом своим изображая любопытство.
- Об этом вечером, - напустил таинственности Фриц и переключился на ее спутника. Слушать молодых людей девушке было безумно интересно, в основном потому, что она больше узнавала о Манфреде, но Эрих фон Фалькенхайн имел другое мнение на счет времяпровождения дочери. Выслушав пояснения отца, что им пора, Изольде едва удержалась от того, чтобы разочарование не проступило на маске благородной дамы. Будучи хорошо воспитанной юной барышней, девушка попрощалась с кадетами, оставив их с чувством ожидания насыщенного вечера. Сначала, конечно, она потерзает Фрица –что там опять задумал этот обормот?! А потом бал… И обещанная мазурка, вот где настоящие мурашки по коже! От всех этих переживаний баронесса бегала по вновь ожившему в присутствии хозяев берлинскому поместью семьи, наводя суету и переполох.
-Между прочим, твоя мама рассчитывала все-таки на принца, - Эрих, сидя в кресле и пуская кольца дыма из трубки, смотрел на взъерошенную, всю в неуложенных лентах, дочь, с которой градом сыпались шпильки, но она никак не могла усидеть на одном месте.
- Papa, - умоляющим тоном начала Иза. – Появился первый молодой человек, который мне симпатичен, а ты все портишь напоминанием о всяких принцах и свадьбах!
Генерал обиженно с шумом втянул в себя воздух, и хитрая девушка, моментально подскочив к нему, принялась ластиться:
-Папочка, ну скажи же, правда, он такой милый?
-У него хорошая родословная, - скупо заметил Эрих. – И немаленькое состояние. Жаль, что Рихтхофены больше помещики, чем военные. Мы с мамой не хотели бы запереть тебя в провинции.
- То есть ты не против? – Изольде уже кружила по кабинету, уворачиваясь от несчастной горничной с щипцами для завивки.
- Твое счастье, милая, нам дороже, - фон Фалькенхайн улыбнулся дочери и, поймав ее, потрепал по щеке.
-Прямо семейная идиллия,- раздался насмешливый голос, и баронесса, вскрикнув от счастья, бросилась на шею брату.
-Фриц, расскажи же, что происходит! – затрясла его, вцепившись в кадетский мундир, брюнетка.
- Ее зовут Вера фон дер Гребен. Чтобы быть к ней поближе, я оставил Наумбург, - понизив голос, шепнул на ухо сестре Фриц. – Так что, надеюсь, что скоро ты сможешь нести корзину цветов для невесты.
- Она будет на балу? Ты нас представишь? Ты давно в Берлине? –засыпала брата вопросами Иза.
- Обязательно представлю, -кивнул Фриц. – Я приехал только сегодня –пытался нагнать вас, но вы с отцом просто пролетели всю Пруссию на одном дыхании. Maman велела поцеловать вас обоих и попросила приглядеть за тобой, сестрица, но погляжу это место уже занято?– расхохотался кадет и получил тумаки от баронессы. – Все-все, молчу, -Фриц перехватил сжатые кулаки Изольде. – Быстрее собирайся, копуша, нам еще нужно обсудить кое-что, - молодой человек, приподняв визжащую девушку, выставил ее за порог.
- Вечно у вас какие-то секреты от меня, -обиделась брюнетка и отдала себя на растерзание горничной. Наконец, спустя добрых полтора часа, она была готова и в сопровождении обоих мужчин фон Фалькенхайнов направилась в Принцессиненпалаис, уже оживленный, горящий яркими огнями и наполненный сотнями звуков и цветов. Церемониймейстер сегодня особо нудным и пафосным голосом объявлял регалии и титулы гостей, едва не образовывая очередь так, что Иза успела соскучиться, прежде чем смогла войти в зал. Все-таки балы в столице несравнимы с другими им подобными – блеск и роскошь праздника могли бы дать фору знаменитым карнавалам Короля-Солнца, но это совсем не интересовало баронессу. Она думала о том, как долго ей еще ждать той самой мазурки…

 Отправлено: 12.03.11 15:01. Заголовок: Когда на вас лукавым..

Когда на вас лукавым взглядом
Она посмотрит –в тот же миг,
За то, чтоб стать лишь с нею рядом,
Вы пренебречь способны адом –
Клянусь в том сонмом всех святых!
А. де Мюссе


Манфред не удержал сожаления во взгляде, раскланявшись с генералом и его прелестной дочерью. Ну что ж –теперь оставалось запастись терпением и дождаться вечернего праздника, поэтому все внимание фрайхерр обратил на старого знакомого.
-Итак, какими судьбами Вы здесь, Фриц? –полюбопытствовал Манфред.
- Амурными, друг мой, амурными, - щедро принялся делиться своими впечатлениями фон Фалькенхайн. – Мое сердце похищено мадемуазель графиней фон дер Гребен!
-Какой из всех? - вспомнил, где ранее встречал представителей знатной фамилии, фон Рихтхофен. – Я был представлен графу Гвидо и нахожу, что все его сестры весьма очаровательны.
- Это же очевидно! – Фриц блаженно улыбнулся. – Среди звезд, как солнце, блистает только младшая… Вера ко мне незаслуженно благосклонна!
- Поэтому, полагаю, Вы намереваетесь остаться в Берлине после получения аттестата? –подытожил фрайхерр, спустившись с седла на землю. Охота подходила к концу, причем ее закономерные итоги в виде дичи имелись только у фон Рихтхофена, остальные представители великосветского и кадетского обществ подошли к сему мероприятию более легкомысленно, так что Манфреду стало и вовсе неудобно за его добросовестные попытки заняться тем, что принято называть охотой у него дома.
- А Вы догадливы, - последовал примеру товарища Фриц, похлопав по гриве своего тяжелого вюртембергского жеребца редкого саврасового окраса. – Скорее всего, припишусь к какой-нибудь гвардейской пехотной бригаде – мы еще не обсуждали это с отцом. Ну а Вы куда подадитесь, фрайхерр? Обратно скучать в Вашу ненаглядную Силезию?
- Почему же скучать? Поддержка семьи в Пруссии имеет весомое значение. Мы бережем наши связи и традиции…, - Манфред задумался, вспоминая уютное поместье в Швайднице, всегда полное шума и веселой возни. – Да, думаю, выбранный мною полк будет ближе к Бреслау, чем к столице. Тем более, что в отличие от Вас меня манит карьера кавалериста, - Манфред с улыбкой посмотрел на «вюртембержца» -такие лошади обычно не использовались для верховой езды по причине медлительности и отсутствия легкости, но, учитывая страх Фрица перед падением – это было вполне объяснимым выбором. Фон Фалькенхайн понял, куда клонит барон, и решил нанести упреждающий удар.
-Кстати, спешу Вас поздравить с блестящей викторией, - хитро улыбаясь, заметил новоявленный воспитанник Лихтерфельде. – Вы знали, что моя сестра известна более, как la fille de glace (Ледяная Дева)? Но Вам удалось побыть с ней рядом более десяти минут и не получить обморожение!
- Мадемуазель Изольде – интересная собеседница и в высшей степени благородная леди, - Манфред взял тон, подразумевающий, что данная тема ни в коем случае не может быть выставлена в смешном свете. –Я имел честь просить баронессу подарить мне танец.
-Мы с отцом так и поняли, и решили не вмешиваться, ожидая, когда ж Вас отошлют с гневными цитатами из Священного Писания! - Фрица развеселила мысль о том, что его вечно строгая, набожная сестрица могла кокетничать с кадетом. – И как? Вы получили согласие?
- Мне обещали мазурку, - постарался ровным голосом ответствовать фрайхерр, хотя слова и прозвучали с легким оттенком гордости и полутоном невероятного счастья.
Фон Фалькенхайн даже замолчал от удивления –он мог предположить, что в знак особого расположения Иза ответит первой кадрилью, но чтобы мазуркой, давая понять, что отдаст свободное от танцев время именно фон Рихтхофену, а не принцу Фредерику, об этом барон не думал предполагать. Значит, стоит поговорить с отцом до бала, иначе выйдет неприятный конфуз. Манфред был не такой уж, если подумать, плохой кандидатурой. Тем более что Изольде в кои-то веки начала выказывать интерес к чему-либо помимо книг и пустых мечтаний. Фрица так и подмывало устроить личную жизнь сестры, поэтому он заторопился прощаться. Кадеты со всем уважением отвесили друг другу легкие поклоны, приложив руку к козырьку, и направились по своим делам: фон Фалькенхайн – в семейный особняк, фон Рихтхофен –обратно в Лихтерфельде. Ганс уже успел умчать туда раньше вместе с ружьем и фазанами, поэтому первым встретил барона на пороге –принять коня. Чем ближе к балу указывали время часы, тем больше нервничал Манфред. Выкуривая сигарету за сигаретой и пуская дым в ночное небо, он все время вызывали в памяти облик девушки в серой «амазонке» с серьезными глазами и легким румянцем на бледных щеках. В комнату заглянул Фредерик, всем своим видом показывая полное расстройство чувств.
- Это просто непередаваемо, Манфред! –начал жаловаться на жизнь принц. – Твоя кузина снизошла танцевать со мной только первую польку! Уму непостижимо! Вальс отдан старику Эриху, первая кадриль –ее брату, а мазурка…, - поджал губы Его Светлость. –Оказывается уже у тебя!
- Видимо, Вам не стоило так быстро покидать даму, - отозвался фон Рихтхофен. Кажется, он начинает ревновать. Фредерик почувствовал то же самое. На секунду между молодыми людьми промелькнула молния вражды, но Его Светлость по причине вечно оптимистичного и веселого нрава решил не усугублять ситуацию.
– Война за это сердечко только началась, mon ami, но это не повод портить наши дружеские отношения. Пойдемте, мой экипаж готов, и я категорически настаиваю, чтобы Вы сопровождали меня!
-Как пожелает Ваша Светлость, - фон Рихтхофен был того же мнения относительно разделения амурных и дружеских дел –в любом случае, выбор будет за Изольде…
Уже достаточно стемнело прежде чем Prinzessinnenpalais предстал перед кадетами Лихтерфельде во всей своей красе празднично украшенного дворца. Первое время такие собрания кружили голову Манфреду. Привыкнув же к ним, молодой человек стал тяготиться всеми этими условностями, представляя, насколько скучно ему придется потратить часы своей жизни. В этот раз он волновался, как в первый раз, поэтому молча слушал в пол-уха бесконечную болтовню Фредерика. Наконец, они после долгих представлений и расшаркиваний, фон Рихтхофен отдал себя, как и положено, на растерзание танцмейстеру. Во время открывавшего бал вальса Манфред надеялся заметить Изольде, хотя с самого начало ему казалось, что она должна сиять настолько ослепительно, что найти ее не составит труда.

 Отправлено: 14.03.11 15:02. Заголовок: Гребнем приличий да ..

Скрытый текст

Раз уж Вы не начали бал, мой кавалер, пришлось это сделать мне) Помню, что с вальсами у Вас не очень, и позволила чуть отписаться за Вас) Идите по моим тактам -Вы же помните Империал?)

Гребнем приличий да в буйные чувства,
Что во все стороны вьются задорно.
Выглядеть леди - большое искусство -
Маску носить равнодушья притворно.
Прямо под кожу шпилькой-запретом -
Намертво локон любви обезврежен.
Узы семейные давят корсетом,
Туго шнурует мадам Неизбежность. (c)

И вот, наконец, началось… Сквозь жужжащий гул быстрого обмена сплетнями над всей толпой, над нежным оттенками цветов, ослепительно сияющим драгоценностями, над ажурными кенкетами, кристаллами искр брызнул Штраус. Вальс Империал вступил в свои права властителя, подчинив себе и кронпринца, и всех знатных особ, вынуждая их беспрекословно следовать раз и навсегда установленной схеме. Изольде, как и положено, вел отец семейства. Вертеть головой во все стороны, разумеется, было не положено, и девушке оставалось надеяться, что они с Манфредом все-таки найдут друг друга. Дамы и кавалеры еще спешно вставали в ряд, и en regard (напротив) фон Фалькенхайнов сначала появилась представительная пара – господин граф фон Мольтке с супругой рейсхканцлера госпожой фон Бетман-Гольвейг, но не надолго – высшие эшелоны спешили встать поближе к Гогенцоллернам, тогда как Иза упросила генерала остаться в середине, отговорившись смущением от такого количества сиятельных особ, но на самом деле ее интересовала скромная персона одного молодого кадета. Чтобы успокоить нервы и страх, что ее кузен по каким-либо причинам не смог прибыть на бал, баронесса отвлекла себя на такты. Promenade с внешней ноги и… разворот-доворот, шаги вперед, подаем руку и, улыбаясь через силу, задушив волнующееся, рвущееся из корсета сердце, смотрим на отца… Позировка. Четвертый такт завершен. А восхождение на Голгофу только начинается. Скучно, страшно, и легкая дрожь в ногах. Кстати, о ногах! Promenade с внутренней… Вот Фредерик. Он с таким усердием ведет герцогиню Ольденбургскую, что вызывает недовольство принца Эйтеля, который из-за этого происшествия стал менее внимателен к своей даме и сестре – Виктории Луизе, погодке Изольде. Поэтому баронесса сочувствует кронпринцессе и мысленно ругает Его Светлость за неуважительную беспечность. Поворот лицом к отцу, вновь с застывшей гримасой вздернутых уголков губ и чуть откинутой назад головой, чтобы казаться выше и старше своих семнадцати лет. Разворот спинами. Брат - в двух парах от нее, терпеливо сносит излишне торопливую, пухленькую мадам фон Кидерлен-Вехтер. Вперед по линии танца - как изнуряющая муштра на плацу. В каждом ее элегантном движении скрыта мольба о помощи: душно, Боже, как душно! Но крик зажат легким, вальяжным флером музыки. Иза подает седому кавалеру руку с породистой гордостью урожденной немецкой баронессы. Фон Фалькенхайн поражен и горд дочерью – она безупречна в своей грации. Позировка. Пары застыл ледяными изваяниями и не слышно даже шелеста шелков и газа. Изольде бросает взгляд в сторону и… видит Его. Время остановилось – ее вытянутый носочек в расшитой серебром туфельке подрагивает. Фрайхерр кажется абсолютно спокойным. Он совсем не изменился с тех пор, как они виделись последний раз, хотя даже Фриц в таких случаях преображается в Ланцелота. Но кузен ее сдержан и холоден, хотя рядом с ним –просто чудесная дама. Изольде первый раз в жизни поняла, что такое муки ревности. Она не знала эту красавицу, и возможность занятости сердца фон Рихтхофена повергла ее в ужас. Вторая часть танца началась со сложного balanсe, в который девушка вступила с опозданием и сбивкой pas de valse.
- Милая, что-то случилось? – Эрих удивленно вскинул брови. Вальсировала его девочка всегда отменно.
- Перетянула ногу, papa, - не моргнув глазом, солгала Иза. И тут же укорила себя в этом. Не стоит так относится к отцу, желающему тебе добра, но и навряд ли он сможет понять ее чувства, идущие в разрез с этикетом. Сколько же нового с собой принесло с собой это ранее незнакомое ею чувство! Balance вперед, соединенные руки подняты до уровня плеч. Фон Фалькенхайн видит, как алеют щеки дочери, но приписывает это волнению – на таком балу баронесса еще не была. Разворот, и Изольде не может удержаться, чтобы не бросить взгляд на интересующую ее пару. Манфред похож на скалу, о которую разбивается весь блеск и восторг празднества. Кажется, он задумчив, хотя его vis-à-vis не выглядит недовольной поведением кавалера. Balance назад, девушка скованным движением опускает руки, и переходит в шаг-глиссе. Остались считанные такты до тех пор, пока она не перейдет к менее благосклонному, чем ее отец партнеру. Нужно собраться! Ее чувствам нужно встать вслед за ней в позировку. Так положено. Это бал.

 Отправлено: 17.03.11 16:46. Заголовок: Мадемуазель, вальсы ..

Скрытый текст

Мадемуазель, вальсы чрезвычайно огорчают меня, поэтому смею обещать лучше вести Вас в мазурке)

Рисует вальс мелодию, смотри...
В ней каждый вдох о нас напоминает...
А сердце бьется в ритме, раз, два, три...
И треугольник мыслей замыкает...
Н. Гребенко


Танцмейстер не успел занять свободного кадета. Это сделал за него Фриц фон Фалькенхайн. Беспокоясь о том, чтобы Веру ни кто не успел занять приглашением, он почти нарочно подвел Манфреда к графу Гвидо, который, вспомнив о благородном, вежливом юноше, не был против того, чтобы фрайхерр вел его младшую сестру в вальсе. Фриц вдохнул спокойно и в знак благодарности поведал, в каком ряду будет танцевать Изольде. Фон Рихтхофен принял информацию к сведению, когда встал в пару с графиней фон Гребен. Штраус не заставил себя долго ждать. Выбор музыки не был оригинален. Здесь все раз и навсегда идет по заведенному ритуалу. Свобода осталась снаружи, не приглашенная на праздник этикета. Вера с апломбом светской львицы выразила легкое удивление платью одной дамы, снисходительное порицание принцу Эйтелю, бросавшему пылкие взгляды на герцогиню Ольденбургскую, и перешла на томное восхищение организацией бала. Манфред не то, чтобы не слушала, но отвечал все же почти односложно, стараясь подчеркнуто уважительным тоном подтвердить, что его внимание всецело принадлежит даме. Хотя подавить при этом зевоту было не простым делом. Едва танец начался, скука отцепилась от кадета. Он заметил кузину. Подобная фее в платье из россыпей алмазного флера, с отточенными и уверенными движениями прирожденной грации, в паре с таким блестящим партнером как барон фон Фалькенхайн, Изольде приковывала к себе внимание гостей. Кажется, сама она не замечала этого, но довольно было того, что Манфред видел и ощущал восхищение, которым буквально пропитался воздух вокруг изысканной брюнетки и ее отца. Вспомнит ли почти богиня об обещанной ему мазурке? Сможет ли он вновь стать ей интересен? Вопросы зароились, как насекомые, в голове фрайхерра. Он не терял нитей бесполезного щебетания графини, чувствовал такт и уверенно вел ее, но мыслями и сердцем был далеко от Веры. Фредерик тоже заметил баронессу, и по его лицу фон Рихтхофен понял – сдаваться принц не намерен. Кадета сейчас волновало же несколько другое. Иза виделась ему некой сильфидой, коснись которой и она растает в воздухе. Манфред вспомнил, как пожал ее пальчики и удивился нежности ее кожи –так, как будто он коснулся лепестков эдельвейса, а сейчас весь цветок –душистый терпкий, дурманящий, окажется напротив него – есть от чего запереживать! Вальс тянулся невыносимо долго – время, как будто, нарочно старалось оттянуть итак считанные минуты запредельного удовольствия во время смены пар в прогрессии. Фон Рихтхофен постоянно напоминал себе об ошибке принца Эйтеля и старался не смотреть в сторону Изольде. А это и не нужно было –она танцевала в его сердце.
- О чем вы задумались, фрайхерр? –полюбопытствовала графиня фон Гребен, которой, наконец, удалось поймать взгляд своего кавалера и заметить там чужой, замкнутый для прелестей бала, мир.
- О том, как похожи сегодня дамы на ангелов… А кто-то там наверху дергает их за тонкую леску, заставляя двигаться, как хочется ему, запретив им летать, - Манфред ответил, не задумываясь. В его воображении действительно рисовалась подобная картина, с той только поправкой, что никого в них, кроме кузины не было. Как плавны и раскованны стали бы ее движения будь в них меньше догматики! Сколько древних мистерий скрывали бы они, отданные в обучение свободе духа! Но Вера фон Гребен не совсем поняла, вскинув соболиные брови.
- А вы –большой оригинал, фрайхерр, - пропела она своим тягучим, с французским прононсом полуконтральто, чтобы хоть что-то сказать в ответ. Вера не совсем поняла –был ли это комплимент или, наоборот, байроновское негодование. С Фрицем графине беседовать было легче и непринужденнее, чем с этим странным юношей, хотя и танцевал он со свойственной кадетам безупречностью в точности.
- Барон фон Фалькенхайн сказал мне, что вы –удивительно меткий стрелок. Вы много тренировались для овладения этим искусством? – не унималась Вера. Танцевать молча графиня не любила и не умела.
- Если спортсмен хочет быть лучшим, сударыня, он должен день и ночь посвящать себя любимому делу, - фон Рихтхофен не обращал внимание на собственную холодность и внешнюю безэмоциональность – поглощенный раздумьями о кузине, он с оттенком раздражения воспринимал госпожу фон Гребен. До прогрессии оставались считанные такты. У виска гулко стучала кровь, отсчитывая каждый шаг. И вот, наконец, последние три па, и ему подает руку величественная, как императрица, в своей целомудренной и строгой красоте баронесса фон Фалькенхайн.
- Хорошо, что вы есть, мадемуазель. Без Вашего света я бы долго блуждал в потемках, - только и смог сказать при развороте спинами фон Рихтхофен.

 Отправлено: 20.03.11 13:49. Заголовок: И кто подскажет, как..

И кто подскажет, как спастись сейчас?
Я отвести уже не смею взгляда…
А вальс кружит, кружит, как в первый раз…
Душа безбрежной музыкой объята… (с)


Поглощенная мыслями и чувствами, которые никак не стыковались друг с другом, в единый стройный поток, Изольде автоматически подала руку следующему по вальсу кавалеру и только спустя долгие секунды поняла, что перед ней… О, Господи Боже, как он здесь оказался? Его пара была достаточно далеко от них перед началом второй части танца! Оставаясь внешне невозмутимой, как мраморная статуя, баронесса внутри сжалась в испуганный комок – юноша начал пугать ее. Фон Рихтхофен держал ее руку, а девушке казалось, что это каменная длань рока. Молодой человек выглядел, думал и совершал поступки, которые выдавали в нем знания и опыт, присущие людям в возрасте. Иза глядела в него, как в бездну, с головокружением от страха и при этом с любопытством и непреодолимым желанием совершить прыжок. Бездна же смотрела в ответ на брюнетку, и о чем она думала, сказать ей было сложно. Разворот. Краем глаза баронесса успевает заметить нервно кусающего губы Фредерика и хитрую улыбку Фрица. Неужели сейчас происходит то самое «венчание высшим светом»? Когда вас объявят женихом и невестой просто потому, что внешне вы удачно подходите друг другу? На довороте Изольде обдумывает слова кавалера. Она в растерянности – стоит ли поддаваться давлению общества? И как ей расценивать сказанное? Манфред произнес комплимент безэмоционально, как и все, что он делал. Обычная условность или искренность? Девушка совсем запуталась –если на прогулке она еще чувствовала, что способна контролировать процесс, то сейчас ей было страшно даже пытаться искусственно флиртовать – стоит ли заигрывать со скалой, внутри которой может таиться такое пламя, с которым она не справится? И все же у нее есть обязанность ответить ему. Молчание – дурной тон. Движение вперед, она вновь робко подает руку фрайхерру.
- Мне бы хотелось быть Вашим светом, кузен, но, боюсь, я не смогу никуда привести вас, потому что не знаю, куда идти следует, а куда –нет. Вам в таком случае понадобится компас, а не свет, - ох, кажется, у нее получилось свести все к шутке. И здесь ей нужно промолчать, но язык совсем не слушается хозяйку. – Вот если Вы согласитесь быть компасом, а я буду свечкой, то, полагаю, из этого альянса получилось бы нечто вразумительное.
Фигуры на блестящем паркете застыли в позировке. Изольде смотрит своими хрустально голубыми глазами в его глаза – темно-синие воды Ледовитого океана, и, кажется, захлебывается, тонет, пытается цепляться за тонкий лед, но он ломается и крошится под ее пальцами. Кузен так близко, так рядом к ней, что должен ощущать мелкую дрожь, пробегающую по ее телу. И все же баронесса пытается храбриться и почти обморочно звучит тихим шепотом:
-Я так боялась, что Вы не придёте…

 Отправлено: 22.03.11 18:53. Заголовок: «Actually, I can say..

«Actually, I can say little about my military school time. It reminded me very much of the cadet corps and, because of that, is not too pleasant a memory.»
M. von Richthofen «Der rote Kampfflieger»

Вальс дается фрайхерру все сложнее и сложнее. Изольде молчит в ответ, и, кажется, он перешел дозволенные границы. Проблема теперь уже точно в нем. Когда-то он мог, как Фриц, проще относиться к жизни. Будучи кадетом в Вальштатте, ты еще можешь сохранить собственную индивидуальность, но кадет в Гросс-Лихтерфельде – это особая смесь безапелляционной дисциплины и непреложных истин этикета. Каждая мысль –под контроль, каждое чувство –под колпак. Манфред стремился поступить сюда так рьяно и с таким желанием, что разочарование от увиденного можно было сравнить с разочарованием человека, севшего не на тот поезд, и теперь уносящегося прочь от желанного им места. Удар был настолько силен, что фон Рихтхофен раз и навсегда оказался облеченным в панцирь, и сейчас, когда стоило проявить душевное тепло и выказать интерес к даме, молодой человек не мог найти выхода из плотной кольчуги отчужденности. Более того, в свои восемнадцать он прекрасно осознал свой «недуг», и даже военная карьера не станет той отдушиной, которая сможет раскрыть створки раковины, наоборот, еще плотнее сомкнув их края. Манфред вспомнил отца –жесткого потомственного пруссака, не отличавшегося нежной заботой к детям. Жизнь –казарма. Вот и все. Мечтать не о чем. «Только ты, Изольде, сможешь спасти, можешь стать спасительным глотком воздуха, но я пугаю тебя. Это видно по трепетанию ресниц, по затаенному испугу в глазах…». Фрайхерр держит руку кузины в своей. Она –светская изысканность. Он – айсберг офицерской Империи. Кругом на лицах старшего поколения видна отвратительная, слащавая умильность – никому нет дела до чувств, главное, чтобы движения тон в тон, и этого достаточно для брака. Ах да, еще бы породистость подлиннее. Манфред пытается подавить глухое раздражение, нарастающего в нем со скоростью снежного кома. И тут фон Рихтхофен слышит ее хрустальный голосок. Мягкий, чуть насмешливый, но не пытающийся задеть, не язвительный, как длинные языки фрейлин. Баронесса являет чудеса фантасмагорического мышления. Она летит, порхает, воображает, фантазирует и… неужели намекает? Вот и позировка. Есть возможность попытаться схватить эту бабочку за крылья, но аккуратно, не помяв их тонкое кружево. Нет, слишком глубока для него. Манфред не смог прочесть ничего вразумительного в тайнописи взора прекрасной баронессы. Но отчаяние его тут же сменилось невероятнейшим блаженством. Несколько слов даровали ему смысл жизни.
- Я не мог не увидеть Вас снова, - душа молодого человека рвется, пытается выкарабкаться сквозь толщу непробиваемого футляра. Он пытается бороться сам с собой и, к ужасу своему проигрывает. Слишком мало ему пока встречалось истинно человеческого, чтобы смягчить дубленую кожу чувств. Второй такт спасает их чего-то страшного, крадущегося за парой по пятам и готового вонзить когти в обоих. Фрайхерр не может не ощущать ту вибрацию дрожи, идущей от дамы, но, боясь, ошибиться, кадет не берется расшифровывать эту загадку. Они идут pas de valse, а Штраус все также думает о чем-то своем и мечтает о любви. Balance вперед. Balance назад. Один и тот же заученный ритм. Нет, он ничего не имеет против последовательности и логики, но хуже однообразности ничего быть не может. Это уже статика, без намека на удовольствие или надежду перемен. Шаг-глиссе. Ее рука все также подрагивает на его ладони. Вальс в три па. Когда хочется обнять ее и ощутить на вкус ее губы. Прогрессия. Новая партнерша в облике какой-то большеглазой совсем еще юной девочки. Она часто ошибается, и Манфред едва успевает сглаживать ее неловкость. В ней бывшая природная грация давно умерла, и сейчас мадемуазель напоминает куклу в музыкальной шкатулке, которая вертится на одной ножке каждый раз, когда ты повернешь ключ. И больше ничего. Сколько бы оборотов не совершилось, каждый раз одно и то же движение, по-другому она не умеет. Принц Эйтель ведет Изольде и – у ревности зоркий глаз – временно забыл о герцогине. Прогрессия. Еще. Еще. Лики искусственно красивых дам сменяется один за другим. Фон Рихтхофен тактичен и вежлив с каждой, но не более. Наконец-то вальс затихает, и принцесса Виктория Луиза, опираясь на руку кадета, приседает в реверансе. Манфред отвечает поклоном, благодарит за танец и по желанию Ее Светлости, отводит девушку к окну, где в кругу друзей ведет неспешную беседу кронпринц с супругой. Снова поклон и благодарность, и кавалер отпущен на свободу. Следующей идет кадриль на четыре пары. Среди них –брат и сестра фон Фалькенхайн. Затерявшись среди гостей, фрайхерр оказывается у колонны, и оттуда, следит за очаровательной кузиной, все больше и больше погружаясь в омут влюбленности, только вот внешне –это все такой же равнодушный, хладнокровный юноша.
- Нет, вы только посмотрите на него! Как обычно, хитрец, изображает из себя важную особу с надутыми щеками!– неожиданно почти над ухом раздался радостный возглас, и рядом с фон Рихтхофеном оказался высокий кадет, которого так и подмывало потрясти молодого человека. Или хотя бы хлопнуть его по плечу на радостях. Но тогда бы их попросили бы покинуть Prinzessinnenpalais, что не входило в планы обоих.
- На полтона тише, Гельмут. В противном случае, нас заставят танцевать, - улыбнулся Манфред. С вальштаттским другом они расстались давно. Фон Франкенберг унд Людвигсдорфа не тянуло в Лихтерфельде, хотя, судя по нашивкам, он не оставил надежд на военную карьеру. Гельмут моментально сделал заговорщицкий вид и принялся высматривать танцмейстера:
-Согласен, Kamerad! Это будет наихудшим наказанием из всех возможных! Ты, как и мечтал в Берлине, Манфред! Поздравляю! Уже готовишься к экзаменам?
- Да, -скупо отозвался на эмоциональность друга фрайхерр. – Только, боюсь, это не то, о чем я мечтал. А ты же хотел стать представителем вольных профессий, и все же я вижу тебя в форме. Успел передумать?
- Точно, - закивал Гельмут. – Я не смог представить себя без лошади! Это ж уму непостижимо –ходить на двух ногах, когда можно стать ветром на четырех! Да…, - на мгновение оба задумались, вспоминая беззаботное детство, полное абсолютно безумных поступков. – Как ты думаешь…
- Мой платок еще там, - живо отозвался на неоконченную мысль фон Франкенберга Манфред. Покорение колокольного шпиля было предметом их персональной гордости.
-До самого громоотвода же! - едва не покатывался со смеху Гельмут, искуя навлечь на себя гнев почтенного общества. – Мне все время казалось, что еще чуть-чуть – и мы сорвемся.
-А мне –что еще чуть-чуть и мы полетим, - фон Рихтхофен вспомнил то ощущение риска и азарта, игравшего в крови, когда все благоразумие уходило в сторону, и его заполняло ощущение неуязвимости. Стоит ли беспокоиться сейчас, когда задача несколько попроще –набраться смелости и ангажировать у генерала его дочь на котильон. Главное, успеть опередить предприимчивого Фредерика.

 Отправлено: 27.03.11 06:51. Заголовок: Где б нашей встречи ..

Где б нашей встречи не было начало,
Ее конец не здесь.
Ты от души моей берешь так мало,
Горишь еще не весь. (с)

«Я не мог не увидеть Вас снова»! Он ждал! Он скучал! Он искал с ней встречи! Изольде показалось, что у нее выросли крылья! Как сладко и как страшно, когда слышишь о чувствах, звучащих в унисон с твоими! Но кузен летает так высоко… Сможет ли девушка подняться на ту же высоту? Сможет ли не задохнуться от морозного воздуха, сжимающего легкие? Ах, отчего она не ангел?! «Дева Мария, дай мне сил!», -только и смеет думать баронесса и пытается удержать вальс под контролем. Не ошибиться в pas de valse! Синхронно выйти в balance! Нет, ей не унять дрожи! Брюнетка не может ответить ему –все слова замерзают на губах. Какая уж тут светская беседа, с трепещущим сердцем и подступающими слезами?... Четкий шаг-глиссе, он рядом, он ведет ее – спокоен, уверен, решителен… Как ему сопротивляться? Да и зачем? Итак, госпожа фон Фалькенхайн, как Вы думаете, мадам Изольде фон Рихтхофен звучит лучше? Почему-то после этой мысли пришло удивительное спокойствие, и появились планы на будущее… Как они проведут вместе еще год, гуляя в парках Берлина… Как она будет писать ему письма в армию, и в конце старательно приписывать: «Жду тебя. Навеки твоя, Изольде…» Баронесса фон Фалькенхайн получит статус невесты, и мама с небрежной гордостью будет говорить об этом светским подругам… А потом Он вернется… И будет свадьба… И… И… Как ей хочется прижаться к его мундиру и послушать стук его сердца, чтобы научиться следовать ему! Нет, этот вальс становится невыносимым! Прогрессия снова развела их. Нельзя смотреть по сторонам, нельзя смотреть, кому посчастливилось встать с ним в пару.
-Еще только первый танец, а Вы уже скучаете, мадемуазель? – принц Эйтель с легким беспокойством следит за баронессой. Он милый, и всегда так добр, в отличие от излишне дерзкого Фредерика!
- Нет-нет, вы не так поняли мою грусть, Ваша Светлость, - этикет не позволит ее любви выйти за пределы маленького мира потаенных уголков души. – Меня смущает мысль о том, что я нахожусь при самом блестящем дворе Европы и имею честь танцевать со столь важными особами!
Принц улыбается – юная баронесса обладает изысканными манерами и хотя в глазах ее –грусть, она не позволит эмоциям пересилить разум - дочь, достойная своего отца. Наконец, очередная прогрессия снова перемешивает пары. Изольде за время смены партнеров успевает успокоиться и готова к ответственной кадрили. Легкий реверанс последнему кавалеру, и девушка оказывается в надежных руках дорогого братца. Фриц слегка раскраснелся, в то время, как его сестра, наоборот, успела побледнеть еще больше от пережитых волнений. Уже с Les graces барон принялся за свою обычную болтовню –держать в себе он ничего не умел и не собирался. Иза терпеливо выслушала в очередной раз обо всех достоинствах Веры фон Гребен, и сумела разглядеть ее среди танцующих, признав в ней ту даму, которую вел первой Манфред. Ревность ушла, оставив горькое сожаление о том, что она посмела подумать о нем плохо. Lodoiska прошла под пытливые расспросы Фрица о фон Рихтхофене, но ничего внятного кадет не получил, обиженно надув губы.
- Мы с отцом, между прочим, все обсудили, и он не против, чтобы ты задержалась в Берлине подольше! Так что у тебя будет уйма времени на завоевание неприступной крепости! Хотя учитывая, как фрайхерр отзывается о тебе, хочу заметить – белый флаг уже выброшен! – фон Фалькенхайн хитро подмигнул сестре. Иза моментально одернула брата.
- Перестань! Господин фон Рихтхофен –благородный джентльмен, и, может быть, я окажусь для него недостаточно…ангелом, -легкая тень пролегла на мраморном лбу девушки.
Фриц нахмурил брови:
-Нет, вы оба определенно сведете меня с ума! Между прочим, он не сводит с тебя глаз! Вон там, у правой колонны!
При переходе на la Wellington баронесса исхитрилась увидеть кузена. Он действительно смотрел в ее сторону, и тут же отвлекся на незнакомого ей юношу.
- Кто этот молодой человек? Я не видела его раньше? –полюбопытствовала Изольде.
-Кто? Где? –едва не завертел головой брат, и когда понял о кем идет речь, тут же пояснил: - Это Гельмут. Мм, пардон, Гельмут фон Франкенберг унд Людвигсдорф. Сколь знаю, они вместе обучались в Вальштатте! Но, полагаю, это тебе не конкурент, -Фриц все как обычно сводил к шутке, и баронесса не обижалась. Она так редко видела брата, что прощала ему все на свете. Оставшиеся две части прошли в молчании. Девушка уже немного устала и хотела чуть-чуть отдохнуть. Она в сопровождении отца обошла едва ли не весь зал, приветствуя знакомых и запоминая имена ранее незнакомых лиц. Отдавая дань уважения хозяева бала, Изольде приняла еще три предложения, после которых отказывалась от танцев, ссылаясь на упадок сил. Фредерик успел провести с ней третью кадриль, и, не смотря на его попытки быть интересным, дама реагировала внимательно, но никак не благосклонно. Время неуклонно приближалось к мазурке. Баронесса сидела в креслице рядом с генералом фон Фалькенхайном и обмахивалась веером. Отец не спросил ее, кому она обещала танец –видимо, словоохотливый Фриц уже все ему рассказал. Принц попробовал в последний раз и направился было в сторону девушки, но она быстро сложила веер до одного лепестка, давая понять, что больше, чем на дружеские отношения Его Светлости рассчитывать не приходится. Изольде ждала Манфреда…